Сила нашего притяжения - [5]

Отец, я уверен, хороший пилот, но он не такой, как они.

Он бывает сердитым. Нетерпеливым. Угрюмым. Ладно, я рисую его не в лучшем свете. В остальном-то он хороший отец – очень умный и дает просто убийственные советы, когда я делаю домашку по алгебре. Однако, похоже, мамины слова причиняют ему почти физическую боль, поэтому он огрызается, заставляя ее еще сильнее волноваться. Их перепалки не годятся для телесъемок. Для камеры это слишком грязно, реалистично и грубо.

Если они не могут устроить спектакль для меня – хотя бы сделать вид, что все в порядке, подобно родителям Деб, – как они будут участвовать в спектакле для целого мира?

Я слушаю несколько треков, сидя на полу и закрыв глаза. Сейчас для меня не существует ничего, кроме музыки. И шума редких машин снаружи. Ладно, не таких уж и редких. В конце концов, это ведь Бруклин.

Через некоторое время на меня нисходит спокойствие, заглушая страх. Я чувствую… умиротворение. Наедине с собой я больше не беспокоюсь о своих планах на будущее. Меня не беспокоит стажировка в «Баззфид», которая начнется на следующей неделе. Не волнуют сотни сообщений в электронном почтовом ящике – ответы на еженедельный выпуск «Записки Кэла» (не смог придумать названия поумнее, не обессудьте), – где я даю ссылки на свои видео с важными новостями, рассчитанными на тех, кому не плевать на происходящие в мире события.

Не то чтобы я совсем забываю об своих проблемах, но могу выбросить их из головы на несколько минут, а затем еще на несколько, пока не придется вставать, чтобы переключить кассету. Напряжение в груди уходит. Это что-то вроде медитации. Для меня это самое эффективное антистрессовое упражнение.

Я расслабляюсь, пока не раздается стук в дверь.

Он прорывается через шумоподавляющие наушники и ухающую музыку. Значит, это даже не стук, а скорее грохот, и все же я снимаю наушники и кричу:

– Да?

В комнату заглядывает мама – она всегда боится, что поймает меня за «чем-то», и мы все прекрасно понимаем, что имеется в виду; но я тоже не идиот и могу придумать, как заниматься этим «чем-то» дважды в день и не дать себя ни разу застукать, большое спасибо.

Но затем я замечаю выражение ее лица. Она плачет, и это очень нехорошо.

Видите ли, плакать ей несвойственно. Родители цапаются, кричат и портят настроение всем соседям вокруг, но она никогда не плачет. Они скандалят, после чего мама замыкается в себе, а папа уходит на прогулку. Вот как это обычно происходит. Они грызутся, но не обижают друг друга до такой степени, чтобы помнить об этом через час.

А сейчас… она плачет.

– Я, кхм… – В дверь входит мама. Быстро окидываю ее взглядом на предмет синяков, следов ударов и прочего – хотя и знаю, что папа никогда в жизни не причинил бы ей вреда, раньше мне не доводилось видеть ее настолько расстроенной, поэтому волей-неволей в голову лезут разные нехорошие мысли. Пока она не начинает говорить.

– Пойдем в гостиную. У твоего отца есть новости.

Новости.

Меня берет оторопь. Неужели звонок раздался в самое последнее мгновение? НАСА вмешалось в их склоку, чтобы сообщить папе, что его выбрали для?..

Но это же какая-то бессмыслица. Мы ведь не такие, как остальные кандидаты. И никогда не станем на них похожи. НАСА ведь должно было это выяснить, верно?

Прежде чем зайти в своих догадках слишком далеко, я выключаю музыку и иду к двери, к пустому проему, где только что стояла мама. Она быстро сворачивает за угол, лишь развевающийся подол платья мелькает напоследок. Мама убегает от разговора, чтобы не видеть того выражения лица, которое появилось у меня при слове «новости».

Это может означать все что угодно.

Я прохожу половину коридора, когда раздается хлопок вылетевшей из шампанского пробки, который подтверждает мои страхи. Внутренности скручиваются узлом. Пульс ускоряется. Я чувствую это всем телом, словно удар электрическим током, но меня не сотрясают судороги, все происходит очень медленно. Нервы пускаются в пляс, а конечности отказываются повиноваться. Все кажется серым и лишенным вкуса, запахи слабеют, и я даже не могу придумать подходящих по смыслу метафор, потому что…

– Пропустим по бокалу, Кэл, и ты тоже. Это особенный случай, – с сияющим видом папа протягивает шампанское нам, совершенно не замечая испуганного и подавленного выражения на наших лицах. – Выпьем за меня. За нового астронавта НАСА.

Лишь спустя несколько секунд до меня доходит смысл его слов, похоже, что мой мозг отказывается это понимать. Кулаки непроизвольно сжимаются. Дыхание спирает. Во всем теле нарастает давление: в спине, в носу, в животе. Ноги гудят, когда я мысленно повторяю это слово: «астронавт». Астронавт.

Астронавт.

Вам доводилось когда-нибудь так часто повторять какое-нибудь слово, что оно теряло значение? Ведь такого просто не может быть. Определение намертво застряло в моей голове – я попытался вникнуть в его смысл. Астронавт. Исследователь космоса. Тот, кем мечтал стать каждый ребенок, начиная с шестидесятых годов.

Я со звоном опускаю на стол бокал с шампанским и проталкиваюсь мимо матери к двери. Коридор расплывается у меня перед глазами, я врываюсь в ванную. Не знаю, что это означает для моего отца, мамы или меня. Точно я знаю лишь одно: меня сейчас стошнит.