Сила басурманская - [21]

Князь велел слегка пересесть. Теперь близнецы оказались рядом с ним. Иван стал ответ держать, а Егор смотрел на красавицу-княжну и краснел.

– Ладно, сказывай, какая нужда привела двух знаменитых воинов в мое княжество, – степенно промолвил Юрий Близорукий, блаженно развалившись в кресле.

– По поручению Карачуна ищем разные вещи, – погнал с места в карьер Старшой. – В твоем княжестве, говорят, есть особый золотой ключ.

– Карачун, значит… – Князь погладил тугой живот. – Больно много в Торчке-на-Дыму ведунам воли дали. У меня они все вот где.

Перед носом Ивана помаячил толстый кулак.

Юрий отпил из грубого, зато обильно утыканного драгоценными камнями кубка и продолжил:

– Слыхал, про кого дураки ряженые пели?

– Ну, про Лихо Одноглазое.

– Вот именно. Оно лиходействует, а они про него потешки слагают. Мне отнюдь не до веселья, ведь Лихо разоряет западные пределы наших земель. Поступим, как предки завели. Вы с Егором одолеете одноглазую нечисть, это денек работы, не больше, а я отплачу вам искомым ключиком.

Старшому не понравилась идея Близорукого. Слишком пустячно выглядит… Дембель показал на дружинников:

– Неужели некого послать? Или у тебя дружина слабая?

Князь заиграл желваками, потом решил говорить начистоту:

– Посылал. И одного витязя, и троих, и отряд. Никто не вернулся. Чтобы Лихо одолеть, доблести и силы недостаточно. А вы, коли Неслух не врет, как раз умельцы против потусторонней гадины ратиться. Или боязно?

«Е-мое! – мысленно воскликнул парень. – На слабо2 берет! Дипломат…»

– Мы с братом не простачки. Естественно, боязно. Других заданий нету?

Юрий покачал головой.

– Минутку. – Иван быстро ввел брата в суть сделки, Егор согласился.

– Хорошо, мы беремся, – ответил князю Старшой.

– Вот и славно. – Главный мозгвич встал и поднял кубок над головой. – Братия! Выпьем же за наших гостей Ивана и Егора, посрамителей колдунов и ведьм, змиев и каменных львов, а также самого Злебога. Ныне же сии витязи взялись землю нашу от Лиха Одноглазого очистить!

– Слава! – грянул всеобщий крик, в котором близнецам отчетливо послышались менее громкие возгласы «Глупцы» и «Песец красавцам».

Хмельное пиво побежало по пищеводам, полетела в распахнутые рты икра, утятина да прочие продукты.

Княжна Рогнеда поникла, а Неслух-летописец и вовсе выглядел как на тризне.

Егору было все равно. Иван в который раз поймал себя на ощущении, что вляпался в историю.

Глава пятая, в коей натянутый лук выпускает стрелу на север, а герои попадают в стопроцентную беду

Она тогда ко мне придет,

Когда весь мир угомонится,

Когда все доброе ложится,

И все недоброе встает.

А. С. Пушкин

– У-у-уру, уру, уру… – то ли ворчал, то ли пел шаман, долбя в огромный легкий бубен и обходя белый шатер Тандыр-хана.

За камлающим старцем в вывернутой наизнанку медвежьей шубе шествовали два ученика, дымившие тлеющей паклей из нарочных трав. Воняло ужасно. Наверное, чтобы едкий запах долетел до духов, к которым взывал шаман.

Раскатисто бабахал бубен, звенели обереги на руках, поясе и ногах камлателя.

В шатре третьи сутки безвылазно молился великий хан. Точнее, должен был.

На самом же деле Тандыр не утруждал себя разговорами ни с Великим Небом, ни с духами предков. Это дело шаманов. Он крепко думал, обильно ел и пил, а также хорошенько спал. Шум, производимый камлальщиками, не беспокоил хана, ибо в первый же вечер он изобрел… беруши. Два кусочка кошмы в ушах – и порядок.

Конечно, не хватало в компанию какой-нибудь жены или наложницы пособлазнительнее, но тут уж пришлось потерпеть – нельзя разочаровывать подданных, искренне верящих, что вождь беседует с духами.

Тандыр-хан в потустороннее верил, только странной верой. Он полагал Великое Небо слишком занятым, чтобы общаться с людьми, даже такими великими, как он – повелитель степей. Не надеясь на сверхъестественные защиту и вразумление, циничный мангало-тартарин решил обойтись собственным рассудком, без духов.

У духов были иные планы.

В последнюю, третью ночь, когда хан метался в постели, обливаясь потом и постанывая, он очутился где-то в тягучей темноте, где было намного жарче, чем наяву.

Мрак клубился у ног, уползая в бесконечную глубину, и вместе с тем Тандыр (почему-то абсолютно голый) чувствовал, что находится в странной юрте. Входной полог был задернут, но от него так и дышало неимоверным зноем. Даже не зноем – невидимым пламенем. Языки тьмы лизали мокрое и липкое тело мангало-тартарина, опаливая брови, бороду, тонкие косицы.

Различая оттенки здешнего неестественного мрака, Тандыр-хан ощущал чье-то присутствие. За пологом кто-то был. Кто-то могучий и страшный. Наконец сотканный из густой черноты полог зашуршал, откинулся, и вождь степняков узрел еще более темную фигуру.

Сначала Тандыр-хану казалось, что перед ним высокий человек, потом силуэт стремительно расплылся, и в очертаниях угадался то ли дракон, то ли ящер. Степняк моргнул. Вновь человек!

Густая тьма не собиралась замирать. Хан видел, как меняется облик незнакомца. То он становился шире в плечах, то шея неестественно удлинялась и принималась змеиться, то возникал хвост, но мгновением позже Тандыру являлся силуэт большого багатура.