Сигрид Унсет. Королева слова - [3]

Копенгагенский поезд несся на юг, а в душе молодой женщины печаль от былых поражений боролась с радостью при мысли о новой книге, что вот-вот увидит свет. Вдвойне приятно было, что удалось так ловко отомстить Нансену. Но как перестать думать о своей собственной ошибке, подняться с колен и продолжать путь с гордо поднятой головой, как вернуть веру в любовь? «Ты знаешь, не в моем обычае переоценивать чувства, которые я вызываю у мужчин. Кем-кем, а уж легковерной меня не назовешь, так что вряд ли стоит ожидать повторения истории», — писала она сестре Сигне[12] и признавалась, что для нее все свелось к поцелуям украдкой и бессонным ночам. В столице они могли встречаться только тайком и очень ненадолго — чтобы не узнала жена Виктора. Теперь Сигрид ясно осознавала, что ее сумасшедшее летнее счастье на Самсё было только самообманом. Все, что казалось ей таким прекрасным и утонченным, предстало в совершенно ином свете. Она не главная в его жизни. И пусть он продолжал нежно любить ее — ей было все труднее отвечать на его чувства. То, что Виктор и сам несчастен, для нее ничего не меняло, как и то, что он побуждал ее писать, — даже там, во время их прогулок на Самсё.

Она начала было сожалеть о случившемся, потом, спохватившись, раскаялась и в сожалениях. «Когда мы расстались друг с другом, нам не в чем было раскаиваться», — писала она Сигне в новом письме[13], более всего раскаиваясь, вероятно, в том, что вообще поведала об этом сестре. «Я, естественно, сожалею, что рассказала тебе о моей глупости», — признавалась Сигрид. Однако настаивала: хотя сейчас ей очень больно и горько, об их отношениях с Виктором у нее осталась «самая добрая память». Это, утверждала она, гораздо лучше, чем «ничего не пережить».

Поезд уносил ее все дальше от города, свидетеля ее поражения, а она без особых надежд размышляла о возможности встретить в новых местах новую любовь. Вряд ли ей удастся «влюбиться опять так быстро — пройдет немало времени, пока все это забудется, но стоит только снова приняться за работу, и мне обязательно полегчает»[14].

Сигрид хотела двигаться вперед. Расти и как художник, и как личность. Но откуда у нее такая уверенность в оправданности ее желания посвятить жизнь искусству? После того как она жестоко ошиблась, приняв за любовь совсем не то? Первой остановкой — в самом начале долгого путешествия — стал Фредриксверк на севере острова Зеландия, где Унсет посетила старшего коллегу Нильса Коллетта Фогта. Фогт встретил ее радушно, но с некоторой тревогой. Ранее он прислал ей отклик на «Счастливый возраст» — там писательница высказывалась от лица разочарованного поколения. Увидев, какой подавленной она выглядит, Фогт еще больше забеспокоился. Как мог, он старался поднять ей настроение. Читал свои стихи, вытягивал из нее истории, пытался пробудить творческий пыл. Он ничего не знал о личных проблемах Сигрид, но чувствовал, как она нуждается в поддержке опытного коллеги — особенно теперь, когда перед ней открываются новые горизонты.

На протяжении двух лет, что прошли с ее дебюта, Нильс Коллетт Фогт оставался преданным другом Унсет, все время поддерживая и подбадривая ее. Вот и теперь он взял с нее обещание, что она не откажется от своих планов — и относительно путешествия, и относительно писательской карьеры. Он был слишком тактичен для прямых расспросов, но, видимо, интуитивно почувствовал, что она совершила серьезную ошибку, поколебавшую ее уверенность в себе, что ее мучает одиночество, верный спутник несчастной любви, что она так и не нашла бескомпромиссной страсти, к которой так стремилась. Друг постарался сделать все, чтобы только вернуть ей волю к жизни.

И она продолжила свой путь.

Сигрид Унсет решилась на это путешествие, потому что хотела изменить свою жизнь. Ей было необходимо вырваться на свободу, отказаться от спутывавшей ее по рукам и ногам работы в конторе и материальной ответственности за мать и сестер. Она ощущала сильный внутренний порыв стать новым человеком, освободиться от собственных и чужих представлений о том, какой должна быть Сигрид Унсет как писательница и как молодая женщина. Ее слова недвусмысленно свидетельствуют о стремлении к переменам: «В путешествии человек не только коллекционирует новые впечатления, но и сам обновляется, — во всяком случае, должен. Путешествуя по старым добрым романтическим краям, знакомым с детства по картинам, я счищала с себя старые впечатления слой за слоем, и глаза молодели и жадно вбирали в себя все, а фантазия вновь оживала, как в те времена, когда, еще всеядная, она с аппетитом питалась как хорошими, так и негодными приключенческими книжками, картинами, Ингеманном и романами о графинях из приложения к „Семейному журналу“»[15].

Рукопись, которую Сигрид взяла с собой, повествовала о временах, которые она так хорошо знала, — о раннем Средневековье. Действие происходило в X веке, когда христианство еще только пришло в Норвегию. «Я только что закончила книгу о периоде правления Улава Трюггвасона. Сколько себя помню, мои мысли и фантазии постоянно вращались вокруг этого времени, пока мне не начало казаться, что я знаю о той жизни все»