Сидящие у рва - [34]

— Замолчи! Ты же слепой! Как ты мог ее рассмотреть? — ответил первый.

Они сцепились, к ним присоединились остальные, и уже по спинам товарищей стала гулять деревянная нога.

Амру тем временем потащили в караульню у храма Аххумана; обернувшись, она попыталась разглядеть Пахара, не увидела, и крикнула во тьму:

— Спаси сына!.. Моего сына спаси!

* * *

Нгар все понимал и помнил. Когда его привели в подвал, где содержались убийцы и святотатцы, он не сразу узнал мать. Глаза у нее заплыли, на волосах запеклась кровь. Увидев Нгара, она стала шевелить разбитыми губами, но Нгар ее не услышал. Он смотрел на высокого чернобородого человека в нарядной одежде.

У человека была жуткая, абсолютно голая голова. Голосом, вызывавшим дрожь, он спросил Нгара, узнает ли он эту женщину.

— Это мама, — ответил Нгар.

— А ты знаешь, в чем она обвиняется?

Человек с голым черепом и черной бородой приблизился к Нгару, наклонился. Нгар почувствовал зловонное дыхание и попытался отвернуться, но незнакомец схватил его за ухо.

— Ты помнишь своего отца?

— Помню.

— Ты видел, как эта женщина убила его?

Амра стояла на коленях со связанными впереди руками, позади нее возвышался стражник с дубинкой в руке. Услышав вопрос, Амра подалась вперед:

— Он не видел, он спал!

— Молчать! — прикрикнул чернобородый. — Это тебе не поможет!

Он снова потянул Нгара за ухо:

— Так ты видел, или нет?

Нгар молчал. Набычившись, он глядел вперед и вверх, но не на мать, а на того, кто охранял ее, поигрывая тяжелой дубинкой.

— Отвечай, иначе ты будешь считаться преступником.

— Почему?

— Потому, что не говоришь правду и тем самым пытаешься выгородить мужеубийцу.

Он тряхнул Нгара, да так, что слезы непроизвольно посыпались у него из глаз.

— Отвечай, или мы заставим тебя!

Он кивнул помощнику — высокому худому жрецу в темной одежде, тот приблизился с каким-то инструментом, тускло блестевшим в сиянии светильников.

— Вот это, — чернобородый снова встряхнул Нгара, заставляя смотреть на неведомый инструмент. — Это называется «отворитель правды». Знаешь, для чего он? Его накаляют на огне…

Амра страшно закричала, рванувшись вперед, но стражник был наготове: он повалил ее на каменный пол и ударил дубинкой.

Амра дернулась и замерла.

— Убери ее, — не оборачиваясь приказал чернобородый. — Так вот, мальчик. Скажи мне правду. И тогда, может быть, твоя мать останется с тобой. Скажешь?

Нгар кивнул. Да, он видел, как отец бил мать. Сначала кулаком, потом ногами, потом разбил о ее голову кувшин. Хихима было вступилась, но отлетела от удара в лицо и затихла за очагом.

Нгар не плакал. Он только присел в своей колыбели и глядел, приподняв голову над каменным краем.

Потом отец куда-то ушел. Хихима бросилась к матери, отерла ей лицо уксусом. Амра поднялась с пола и сказала:

— Побудь с Нгаром.

— А ты? — спросила Хихима.

— Я скоро вернусь.

Она вышла. Ее не было долго-долго, и Нгар уснул под убаюкивающее воркование Хахимы.

А потом — проснулся от страшного крика, нет, — рева.

В комнате было темно, и кто-то рычал и катался по полу, и выкрикивал ругательства, и сбивал на пол горшки и чашки.

Нгар заплакал, но его не было слышно. Тогда он вытер слезы и стал ждать, зажав уши руками. Сквозь ладони все равно были слышны грохот и рев, но было уже не так страшно. А когда наконец стало тихо, затеплился масляный светильник и раздался дрожащий голос Хахимы:

— Что ты сделала, женщина?..

* * *

— И что было потом? — спросил чернобородый. Он присел на корточки и сверлил Нгара пронзительным взглядом.

— Потом мама сказала, что мы уезжаем. Мы вышли и пошли по деревне. Было темно и тихо. Потом мы пошли по горам, и через лес. Мама плакала, а после перестала…

— Значит, — задумчиво сказал чернобородый, — ты не видел, как она это сделала… Жаль. Но и этого вполне достаточно. Есть показания твоей бабки. А теперь… — Он обернулся к помощнику, который, стоя за высоким маленьким столиком, что-то чертил тростниковой палочкой. — Ты все записал?.. А теперь и твои, мальчик.

Он повернулся к помощнику.

Нгар потряс его за рясу и спросил:

— А где моя мама?

Чернобородый не слышал, он просматривал записи.

— Где моя мама? — крикнул Нгар.

Жрец удивленно взглянул на него.

— Твоя мать совершила черное дело, за которое строго наказывают, — терпеливо сказал он.

— Но ты же сказал, что я буду с ней!

Жрец ухмыльнулся:

— Разве ты хочешь, чтобы тебя сбросили в пропасть? В страшную, темную пропасть!..

Он отвернулся было, протягивая записи помощнику, и в этот момент Нгар обеими руками вцепился в руку жреца, потянул вниз и вонзил зубы в запястье.

Жрец взвизгнул по-бабьи, стал сначала стряхивать, а потом отрывать Нгара, по ладони его стекала кровь и заливала упавший на пол лист тростниковой бумаги… Помощник кинулся помогать, пытался разжать челюсти Нгара, но не мог. Наконец, Нгара оторвали — с окровавленным ртом, с куском живой плоти в зубах…

— В клетку его! Выставить на солнце! Не давать воды!.. — визжал чернобородый, а потом, взглянув на залитый кровью протокол, внезапно побелел и со стоном рухнул на пол.

Подоспевший стражник схватил Нгара за шею, пригнул… И Нгару стало так больно, что он полетел во тьму.

* * *