Сидр для бедняков - [102]

Шрифт
Интервал

— Это не так, отец.

— А как же тогда?

— У меня нет твоего честолюбия. Я не стремлюсь к великим свершениям. Памятника себе я не воздвигну. А зарабатываю я больше чем достаточно. Так чего ради я стану вешать себе на шею такую обузу?

— Я всю жизнь работал ради тебя.

— Я не намерен повторять твоей ошибки.

— У тебя тоже есть сын.

Кронпринц покраснел до ушей: вот решается его судьба.

Но папа только пожал плечами.

— Значит, склад тебе не нужен?

— Мне все равно.

— Зачем же ты его просил?

Папа подумал. Потом ответил:

— У меня иллюзий нет. Это у тебя иллюзии. Я попросил склад, потому что хотел доставить тебе удовольствие. Но не думай, что ты можешь распоряжаться моим будущим. У меня своя жизнь, и дел мне хватает. Я хожу по земле не только для того, чтобы подтвердить, что жил когда-то на свете некий Франс ван Зипфлих.

Наступило молчание.

— Можно мне выплюнуть? — спросила Мартышка, ворочая за щекой ком непрожеванного мяса.

Она очень старалась, но мясо было такое жесткое, что она никак не могла его проглотить. Дедушка нетерпеливо махнул рукой. Кронпринц пожалел, что не догадался попросить о том же, ведь он только что проглотил непрожеванное мясо, и здоровенный ком до сих пор не дошел до желудка.

— Значит, ты так решил? — сказал дедушка, будто все еще, после стольких лет, не мог этому поверить.

Папа промолчал.

Дедушка мрачно уставился в тарелку, потом решительным движением отодвинул ее от себя.

— Йооп, позови свою жену! — И, видя, что Йооп в растерянности замешкался, добавил: — Я хочу кое-что вам сообщить.

В спешке зять забыл прикрыть за собой дверь, и из кухни донесся настойчивый шепот, после чего на пороге появилась тетушка. Она шла потупившись, держа в руках поднос, на котором трепетали пять маленьких пудингов. Не говоря ни слова, она поставила поднос на буфет и оделила всех, кроме себя, сладким. Затем она заняла свое прежнее место за столом. Руки она сложила на коленях, изображая раскаяние, словно благонравный ребенок. Дядя Йооп сел рядом с ней.

Дедушке, видно, стоило труда начать разговор, но наконец он откашлялся и сказал:

— Значит, Вилли хотел доставить мне удовольствие. Ладно. А у меня есть для вас новость. Зря хлопочете. У одного человека лежит в кармане предварительная купчая на эту усадьбу.

— Что? — воскликнула тетушка, не успев взять себя в руки. — Кто это?

— Градус Янсен. В среду на следующей неделе купчая будет подписана, так по крайней мере мы договорились. Но можно и отложить. Не знаю, кто там ведет дела после Ромвиля… Вероятно, помощник нотариуса. Янсен собирается разрушить все в нижнем этаже и устроить там выставочный зал…

— Выставочный зал!..

— Склад он переоборудует под ремонтные мастерские. Деревья будут вырублены, если он получит разрешение, пруд осушен и вся территория заасфальтирована.

На глазах у потрясенных тетушки и дяди Йоопа их мечта, такая, казалось, верная и надежная, дала трещину, которая все увеличивалась, расширялась, все быстрее, быстрее, и наконец рухнула, оставив лишь кучку бесформенных обломков. Папа, как он ни был ошарашен, не подал виду, только спросил:

— Сколько ты получил за него?

— Триста тысяч.

— Неплохая цена.

— Куча денег, ты хочешь сказать!

— Вот именно.

Старик говорил теперь без малейшего раздражения. Весь какой-то потухший, по-старомодному заткнув за ворот салфетку, сидел он за столом как живое воплощение фатализма. К пудингам никто не притронулся, на их поверхности блестящими лужицами выступила влага. Дедушка сдернул салфетку и неверной рукой зажег сигарету. Дядя Йооп встал из-за стола, подошел к двери, взялся за ручку и снова обернулся. Лицо его исказила мучительная гримаса.

— Как вы могли такое сделать? Зачем?

— Ради денег. Зачем же еще? — сказал папа, как будто его это абсолютно не касалось, как будто он всегда это знал и как будто сам он никогда бы так не поступил.

— Я гораздо циничнее, чем ты думаешь, Вилли. Не заблуждайся на этот счет.

Голос дедушки звучал устало, удрученно. Дяде Йоопу он сказал:

— Я объясню тебе, почему я так сделал. — Но тут он словно заколебался и поспешил заверить: — Разумеется, это не окончательно. Бумаги еще не подписаны. С поставщиками Янсен все уладил, но ему нужно получить еще кое-какие разрешения. Хотя… я не сомневаюсь, что местные власти… — Он поднялся из-за стола. — У меня нет иллюзий…

Дядя Йооп снова сел. У папы уголок рта завернулся, как сухой осенний лист. Дедушка сделал несколько шагов в его сторону.

— …Слишком я стар. Я предпочитаю видеть вещи такими, как они есть. И все же я знаю, что все могло бы быть иначе. Я в этом уверен, Вилли. — Старик повернулся к супружеской чете на противоположном краю стола. — Можете взирать на меня с осуждением, но вы должны понять: мое решение является прямым следствием того, что Вилли забросил дело.

Старик стоял вплотную перед сыном и был так огромен и грозен, что кронпринц не мог воспринимать его целиком: дедушка сейчас был то разгневанное лицо с толстыми бледно-красными губами и пожелтевшими зубами, то старческая рука, которая опиралась на стол, поддерживая грузное тело. Указательный палец его левой руки тыкал в папу.

— Ты… ты… ничем не интересуешься, — запинался старик. — Тебе на все наплевать, но ты еще увидишь, к чему это приведет. Увидишь!


Рекомендуем почитать
Топос и хронос бессознательного: новые открытия

Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.


Мужская поваренная книга

Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.


Записки бродячего врача

Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.


Фонарь на бизань-мачте

Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.


#на_краю_Атлантики

В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.


Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.