Сибиряки - [160]
— Так ведь дорога-то! — гудел в свете фар восторженный Николаев. — Если так до Якутска пройдет, мы и за две недели докатим!
А позади одна за другой вставали, грудились остальные машины. Водители выскакивали из кабин.
— Чего встали? Зарылись?
— Да нет, тут дядя Егор дорожкой любуется. — И опять Николаеву — Валяй, дядя Егор, кати до Якутска!
Колонна двинулась дальше. В ярких лучах ослепительно белыми кажутся сугробы обочин, искрится легкий, падающий из черноты неба куржак, вырастают, медленно уплывают назад, в стороны, хвойные горы. Извиваясь, набегает, падает под колеса узкая ледяная дорожка. И оборвалась. Николаев круто затормозил. Машина, пройдя по инерции юзом, зацепила обочину, развернулась, уперлась фарой в сугроб. Николаев погасил свет, растолкал соседа.
— Спишь, профилактика? А ну, подымайсь, парень! — И сам вывалился из кабины.
— Чего опять встал, дядя Егор! — закричал водитель подошедшей сзади машины.
Николаев, проваливаясь в снегу, обходя ЗИС, сердито басил:
— Любуюсь! Иди-ка ты теперь полюбуйся, парень. Приехали!
И снова нагнала, сгрудилась вся автоколонна. Шоферы, не желая больше купаться в снегу, кричали из кабин:
— Поехали! Чего встали! Хватит дурить!..
— Вылазь! — загремел в ответ Николаев.
Кое-как пробрались к николаевскому ЗИСу.
— Ну, что у тебя, дядя Егор? Заехал?
— Дорога кончилась, парень. Кликни-ка Рублева сюда: что делать будем?
— Фьюить! — присвистнул парень. — Вот тебе и за две недели! А дальше как?
— Давай цепляй трос лучше, — перебил Николаев. — После думать станем, как и что. Машину из снега вытащить надо!
Узнав, что кончилась дорога, водители приуныли.
— Этак-то до весны доберемся!
— И то правда, ежели каждый раз такие препятствия…
Пришел Рублев. Тоже выбрался вперед, убедился, что кончилась ледянка, вернулся к столпившимся между машинами товарищам.
— Шабаш! Спускай воду! На берегу костры разведем, вечерять будем!
Водители заглушили моторы, погасили подфарники. Непривычная тишина и кромешная темень надвинулись, растворили в себе колонну. Но вот вспыхнул, сплевывая огонь, дымный факел. Еще факел. В желто-малиновом свете задвигались говорящие тени, смутно проглянул в ночи длинный караван уродливых рогастых чудовищ — и падал, падал на него сверху золотой куржак. Факелы перевалили сугробы обочин, сталкиваясь, перекликаясь, забороздили красноватую гладь снежной целины, сошлись, вытянулись в цепочку. Откуда-то сверху навстречу огонькам проступил крутой обрывистый берег, в немом любопытстве застывшие на нем хвойные великаны. Охнула, зарыдала тайга в топорином звоне. Тоскливым плачем отозвалась сова, подхватило, хохоча, эхо.
И вот уже не факелы, а жаркое пламя костра вскинулось к барашковым шапкам сосен, брызнуло в тайгу тучами красных, малиновых, оранжевых звезд. Разбежался и замер в приятном изумлении вековой лес. И уже не тени, а улыбчивые, хохочущие и задорные лица водителей окружили костры. Смех, шутки, говор, веселая возня парней. Кипят, сплескивая в огонь пену, чугунные котлы, нетерпеливо стучат, торопят поваров железные ложки.
— Давай, чего там! Долго ждать будем?
— Эх, серого бы сюда!
— Косача!
— Да что косача, хоть бы какого ни есть медведя. Гляньте, дядя Егор слюной исходит.
Рублев, однако, напомнил:
— Смех смехом, товарищи, а один день уже из графика выпал. На лишний день продукты делить надо.
— А мы не по графику, Николай Степанович, мы стотысячники!
— Потом наверстаем! Было бы по чему ехать!
Поужинав, долго еще ставили палатки, укладывались на ночлег. Занялась и тут же оборвалась тягучая песня — усталость взяла свое.
Запоздалый по-зимнему рассвет расплывался над великой сибирской рекой. Медленно, нехотя убиралась восвояси на запад долгая ночь, волоча за собой черные косматые тени. Куржак выбелил тонкое кружево лиственниц, тяжелые лапы елей, затерявшуюся в снегах колонну. И все падал, падал. Падал из матово-белой пустоты, из недвижной ледяной мути. Таял над серыми от пепла струйками дыма угасших костров, на согретых дыханьем брезентах палаток.
Из-за далекой пологой горы, из-за прижавшихся к реке сосен вывернула жигаловская машина. Гулкий моторный рокот, бабьи и девичьи крикливые звонкие голоса всколыхнули морозную тишину, разбудили водителей.
— Никак дорожники едут, братцы!
— Бабы в гости пожаловали!
— А ну, кто до баб охочие, подымайсь!
— Эге-ге-ге-ге!.. Бабы-ы!..
За первой машиной показалась вторая, третья, четвертая. А передняя уже остановилась возле колонны. Замелькали над бортами лопаты, мужние рабочие штаны, пестрые юбки. Женщины и девчата поспрыгивали на лед, в сугробы.
Рослая, в годах, рябая баба налетела на дежурившего у машин водителя клушкой:
— Где шофера? Почему дрыхнут?
— Не шуми. Мы же с рейса…
— Я те дам, с рейса! А мы? Кроме вашей ледянки, делать нам нечего?.. Где они дрыхнут, гады?
Бабы поддержали рябую, надвинулись.
— Где? Показывай! Ишь, хари отъели, лодыри!
Дежурный залез в кабину, открыл окно.
— Ну чего разорались? Вон они подымаются!
На берегу показались из тайги первые неторопливые, пошатывающиеся фигуры, обвешанные тулупами, котелками, брезентами.
— Видали их! — ткнула в их сторону лопатой рябая. — Курортники! Выдрыхнулись, аж на ногах не стоят!..
О юных борцах пролетарской революции в Саратове, которые вместе с отцами и старшими братьями провозглашали власть Советов, отстаивали ее в трудные годы становления молодой Республики, узнает читатель из повестей Н. Чаусова «Юность Дениса» и Г. Боровикова «Именем Республики». Книга выходит в год 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.