Сибирский валенок - [7]
– Ога, мога, подмога!..
Мама несмело улыбнулась:
– На помощь зовут?
Видно было, что она из последних сил скрывает страх. Но мы с Лёшкой даже и не думали от мамы таиться:
– Да не человеческий голос это вовсе! – И мы бросились в дом.
Успокоились, попили молока и только потом открыли окно. Тяжёлый черёмуховый дурман ворвался в комнату. Ивы, под которыми мы провели столько счастливых часов, показались нам суровыми великанами. Они качали седыми космами и надрывно скрипели.
И вдруг снова на улице что-то сердито заохало:
– Ога, мога, перемога…
Всю ночь мы спали не выключая света, а дверь подпёрли кочергой. Нам даже показалось, что пошёл снег, черёмуховый снег…
Проснувшись, мы бросились к окну. И наши страхи в одночасье растаяли. Так тает туман поутру. Крыльцо было по щиколотку в цвету. Аромат маленьких черёмуховых лепестков показался нам сегодня нежным. Листочки ивы тихонько трепетали на ветру.
А тут ещё мама сонным утренним голосом пропела:
– Ну что, напугала вас вчера моя страшная сказка?!
И мы с Лёшкой согласно закивали.
Вот только бабушка Таня, наша соседка, выслушав рассказ про ночного крикуна, насупилась:
– Эх, да не померещилось вам. Это домовушка балуется…
– Какой такой дымовушка?
Мы думали, что это про грибы баба Таня толкует. Знаете, такие дымовики, белые шарики? Их ещё дождевиками называют. Когда эти грибы маленькие, из них варят вкусный суп. А из перезревших мы с Лёшкой дымовые шашки делали. Наступишь на такой дымовик, а из него струйка жёлтого дыма…
– Нет, детки. Домовик – это не гриб, а существо.
– Существо?! – притворно ужаснувшись, завопили мы.
– Да-да, существо, – грустно улыбнулась нам бабушка Таня. – Я сама его никогда не видела, но, говорят, домовик – маленький и мохнатый. Раньше домовики в каждом доме жили: охраняли хозяев от нечистой силы. А вашего домовика обидел кто-то, а может, ваши проделки ему надоели.
– Баба Таня, так вы нам сказки рассказываете? – засмеялись мы с Лёшкой и весело переглянулись. – Мама каждый вечер нам такие придумывает…
– Сила ваша, воля Божья. – И, почему-то обидевшись, бабушка Таня ушла.
А вечером всё снова повторилось:
– Ога, мога, перемога…
Мало-помалу отцвёл жаркий июль. Лето красное катилось с горки. Мы стали привыкать к таинственному Угоше и уже не подпирали входную дверь кочергой. Но в ивах играть перестали, да и вечерние небылицы мама рассказывала уже не на черёмуховом крылечке, а в доме.
– Августовские ночи холодные, – говорила задумчиво мама.
Все побаивались Угошу, но никто не хотел признаться в этом первым.
Так бы мы и съехали с дачи и вернулись в город, не посидев поздним вечером на черёмуховом крылечке. Но как-то бабушка Таня хмуро сказала:
– Ребятки, вот вы уезжаете, а с домовушкой не помирились…
Легко сказать – не помирились! Мы с Лёшкой этого домовушку и не знали вовсе. В глаза не видели.
– А вы попробуйте приманить его. – Баба Таня поджала губы, и было непонятно, шутит она или говорит серьёзно.
– Мёдом, что ли, крылечко намазать?! – захихикал Лёшка.
– Ну, мёдом не мёдом, а молочка свеженького налейте в блюдце да на крыльцо поставьте…
Сказано – сделано. Мы с Лёшкой блюдечко маленькое нашли, молока налили в него и оставили на крылечке, а сами сели у окна и стали наблюдать. Но никто к нашему блюдцу не подходил. Мы и сухарик чёрный рядом положили. А толку?
– Утро вечера мудренее, – сказала мама и отправилась спать.
У неё-то день не зря прошёл: огромный таз варенья сварила и теперь разливала его большой деревянной ложкой по банкам. Мама была похожа на усталую пчелу, яблочное варенье – на мёд. А на кого были похожи мы? Нам не хотелось об этом думать. Мы тоже без дела не сидели – домовика приваживали. Пока у нас ничего не получилось. А вот завтра… С этими мыслями мы и спать легли. Не знаю, что снилось Лёшке, но он ночью во сне кричал, а когда мы с мамой его разбудили, сказал, что во сне приходил Угоша и утащил банку с вареньем. А мне снился мохнатый домовой. Он держал в маленьких лапках блюдце и пил из него молоко.
Утром мы первым делом бросились к своей приманке – сухарик исчез, да и блюдце было пустым, а на крылечке, мокром от росы, три следика осталось, три растопыренные чёрточки.
Мама плечами пожала:
– Сухарик мышонок сгрыз. При чём тут Угоша?
– А молоко? – возмутились мы с Лёшкой. – Молоко кто выпил?
– Молоко соседский кот Мякиш вылакал.
У мамы на всё был скучный, не сказочный ответ: она сегодня снова варила варенье.
– Соберите-ка мне лучше яблок!
Нам это было нетрудно: яблоки были крупные, и за несколько минут мы набрали целую корзинку. Но нас манило черёмуховое крылечко, ведь это был наш последний вечер в деревне.
На завтра назначен отъезд. Мы чувствовали себя героями, способными защитить маму от Угоши и ото всех прочих опасностей. Мы с Лёшкой заигрались и забыли о времени. Уже и звёзды летние, яркие засияли, и мама, закончив дела, вышла и, помахивая черёмуховым прутиком со спелыми ягодами, с нами на ступеньки присела, а Угоша всё молчал.
А ведь мы с Лёшкой, окрепнув за лето, готовы были с ним познакомиться. Но Угоша и голоса не подавал, и к нам не выходил. Было тихо-тихо. Слышно было только, как у реки квакают лягушки…
