Сибирский рассказ. Выпуск I - [16]

— Видишь, тебе тоже удивительно. Ты бы не смог быть начальником? Я тоже. Но куда годятся и те, которые за все хватаются, когда им велят или попросят, вместо того, чтобы подумать и сделать по разумению? Это разве люди? Нет, нет и нет.

— Скажи лучше — да.

— Ты думаешь, все-таки да?

— Просто скажи да — для практики. Ты милая.

Если бы Мишка сказал так хоть разик, она бы с ума сошла от радости, что у него появились слова, а тут ей неловко стало — неужели на все ее вопросы это ответ — ты милая. Неужели девчонки верно говорили, что ни одному мужику ничего путного не втолкуешь? Нет, быть не может, просто не сумела она себя для него разобрать, опять сгоряча взяла на себя непосильное, засуетилась — но ведь человек не ходики. И показалась ему дурой. Надо найти еще слова, такие, чтобы дошли.

Сергей обрадовался, что она замолчала, поцеловал ее в щеку и ринулся в толчею у кассы кинотеатра «Якорь». Через минуту он уже пробирался обратно, размахивая билетами.

— Ты что, на руках купил?

— Я — без очереди! — гордо сказал он. Обычно он без очереди не лез, но на отдыхе все было по-другому. Он ждал восхищения.

— А я всегда жду очереди.

— Прямо-таки всегда? Смотри — но дождешься.

— Может, и дождусь, — сказала она лениво, ей перехотелось искать убедительных слов, объяснять свою жизнь, все это было как-то не на месте, но Сергей все еще нравился ей.

— Посмотрим! Ну а пока до начала сеанса посидим в кафе-мороженом. Любишь кофе-гляссе?

Она не знала, что это такое, но стала пить, как все, через соломинку. С моря дул ветерок, смеркалось, а впереди еще был индийский фильм, где были любовь и слезы, где измены сменялись автомобильными катастрофами, а героиня в отчаянии бежала под музыку вдоль моря, и ветер заносил ей на правое плечо и вверх длинные волосы, похожие на дым, нарисованный малышом. Сергей блаженно дремал, положив руку ей на колени — она не снимала этой руки, фильм работал на него. Будь он такой девушкой, на него бы неотразимо действовали такие картины, где можно поплакать в платочек над чужими страстями и успеть подделать под них свои собственные, так что благополучно окончатся разговоры о головотяпах и газетах, а пойдет чистейшая лирика, песня без слов для двух скрипок.

Вышли из зала не с той стороны, где входили, а на плохо освещенную улочку с глухими белыми заборами из ракушечника. Глициния ползала по стене, за углом погружались в сон в легких сумерках богатые здания санаториев, где-то плескалось море, коровой ревел пароход. «Это Надюшка должна сравнить пароход с коровой», — решил Сергей и угадал. Но это была их единственная общая мысль за все время знакомства, за сегодняшний день, за всю жизнь.

В конце квартала был какой-то парк, Сергей повел ее туда. Она, развеселившись, принялась бегать по аллеям, передразнивая актрису, хотя ее должны были по идее тронуть киношные страдания. Веселясь, Надюшка опять стала надеяться, что ей сейчас захочется говорить с ним — да так, что он уже не сможет ее не понять и, умница, подскажет, как жить. А то и больше — станет человеком «для нее», почему бы и нет? И вот, все еще бегая и хохоча, она наткнулась на выступившего из-за кустов пьянюгу, который едва не схватил ее в объятья. От неожиданности она шарахнулась назад, к Сергею, а парень, не опуская рук, двинулся вслед, довольный ее испугом, ухватил Сергея за плечо и деланным злодейским голосом весело затянул:

— А вот сейчас придушу твоего кавалера!

Сергей, обалдев от запаха перегара, разозлился — и тут же понял, что это и есть повод для подвига номер три. Отбросил лапищи пьяного со своих плеч и, одновременно нагнувшись, схватил его под коленки и толкнул и грудь головой. Парень грохнулся, попытался вскочить, но, видно, градусы ему не позволили и еще долго не позволят. В восторге от своей сообразительности Сергей взял Надю под руку и скомандовал: «Пошли!» Знала бы она, что со школьной скамьи он не дрался и потрясающий этот прием вспомнился ему из газетной статьи «Самбо для девочек»…

Она почему-то не спешила его обнимать, и он сам покровительственно притянул ее к себе и, касаясь губами белеющего кусочка кожи над ухом, пробормотал: «Не бойся, не погонится!»

Между тем, она вовсе не восхищалась им. Она видела немало пьяниц и точно знала, что этот — безобидный дурак. Конечно, Мишка так же поступил бы в подобном случае, но Сергей, тот Сергей, который существовал в ее воображении, не должен был махать руками, он должен был знать слово, пробуждающее сознание в последней скотине. А рядом с нею стоял просто мужик, который умел драться и умел целоваться — хотя и не так хорошо, как Мишка.

— Пусти, — сказала она, но вырвалась не очень сильно, думая о своем разочаровании, а он про себя засмеялся: «Ну, милая, если бы ты очень хотела уйти, ты бы делала это энергичнее». Вдруг загудел пароход, на этот раз близко, и гудок его напоминал уже не мычание, а рев зверя, тоскливый и голодный, и Сергей по-настоящему забыл все слова. «Не бойся… — бормотал он. — Все совсем просто… Главное — не думать…» А ее разбирал смех — знакомый, обидный смех — такой уже нападал на нее однажды, когда еще девочкой шла она вечером из школы и, закинув голову, смотрела, как появляются звезды, а пьяный дед Илюхин незаметно подкрался сзади — и защемил ей пальцами нос.