Сибирские сказки - [18]

У дверей юрты лежала собака, тоже принюхивалась к запаху пшённой каши и тихо скулила: боялась, что ей ничего не достанется.

И вот появился бродячий лама. Не первый раз он идёт в юрту: после него всегда остаются пустые котлы.

Собака с громким лаем бросилась на ламу и сбила его с ног.

Лама грохнулся в снег и закричал:

— Люди добрые, спасите!.. Спаси-и-ите-е…

Отбивался от собаки ногами, а сам всё глубже и глубже зарывался в рыхлый снег. Собака хватала его за ноги и лаяла, как могла, громко.

Из юрты выбежала хозяйка, отогнала собаку и увидела, что из снега торчат две ноги. Она ухватилась за ноги, вытащила человека из снега и ахнула: перед ней дрожал от испуга старый лама.

Хозяйка бросила в собаку большой ком снега:

— У-у, глупая!.. Святого человека напугала.

— Чуть богу душу не отдал… — пробормотал лама, подымаясь на ноги.

Хозяйка упала перед ним на колени и у своей груди сложила руки — ладонь к ладони.

— Святой человек, простите нас… Мы не знали, что это вы идёте…

Получив прощение, она вскочила и широко распахнула дверь:

— Входите. Входите, святой человек… После долгой дороги вам, наверно, спать хочется?..

Она постелила возле костра пёстрый войлочный ковёр.

— Ложитесь, святой человек, отдыхайте…

Но лама не ложился. Жадными глазами он смотрел на котёл, в котором доваривалась пшённая каша.

Лама сел на ковёр, достал свои старые книги и начал читать молитвы.

У стены на низкой деревянной койке лежал мальчик Сундуй. Он прислушивался к каждому слову святого человека.

А бродячий лама бормотал свои молитвы:

— Ба-ам, ба-ам, барабан, и-и-и… Па-а-ал, па-а-ал, балалайка, и-и-и…

Лама провёл языком по губам, поднял глаза и уставился на котёл, в котором, довариваясь, сладко вздыхала густая пшённая каша.

Водя пальнем по книге, лама продолжал протяжным голосом:

— Ка-а-а, ка-а-аша, ка-а-ашенька. А-а-а, ка-шенька! Спешу, спешу! У-у-у, ух! Хозяйка, хозяйка бога побоится и каши мне побольше даст, и-и-и…

Сундуй долго слушал, что напевает лама, а потом улыбнулся, вскочил со своей лежанки и дёрнул мать за рукав:

— Мама, этот дяденька каши хочет.

Мать оттолкнула сына.

— Молчи. Иди спать. Ты ещё ничего не понимаешь…

Лама всё это видел и слышал. Но, как у всякого ламы, стыда у него не было, и он не покраснел. Он уткнулся в книгу и продолжал читать свои молитвы про кашу. Он спел даже про то, как в других юртах святого человека угощают не кашей, а самым жирным мясом. Сегодня он ошибся, что зашёл ночевать к скупым людям.

Хозяйка хотела поправить его: «Мы не скупые, а бедные», но раздумала: «Нельзя сердить святого человека». Она продолжала молча хлопотать у костра. Помешала кашу деревянной поварёшкой, попробовала, потом сняла котёл и поставила к себе на женскую половину юрты.

Лама покосился на неё и запел молитву про скупых людей, которых бог отдаёт на мученье злым чертям.

— Хитрый! — рассердилась хозяйка. Она поставила на землю самую большую чашку: пусть не обижается святой человек.

Лама не заметил, как проглотил кашу. Все наелись, а он не наелся. Хотел ещё попросить, но постеснялся: даже у бродячего ламы иногда бывает стыд. Он сидел и смотрел, что делает хозяйка. А она остатки горячей вкусной каши переложила из котла в чайник и поставила его на верхнюю полку шкафа. Лама заприметил место, где стоял чайник.

Чтобы хозяйка скорее легла спать, лама решил напугать её.

— За мной гнался один рыжий чёрт, — сказал лама. — Давно ищет меня. Днём боится нападать, а ночью может попробовать… Давайте скорее ложиться спать, чтобы рыжий чёрт не догадался, что я здесь…

— А если он придёт… — испугалась хозяйка. — Что нам делать? Как спасать вас? Молитв мы не знаем, с богом разговаривать не умеем… Можем обороняться одним топором…

— Вот и хорошо, — успокоил лама хозяйку, чтоб она скорее ложилась спать. — Бейте топором. От топора рыжий чёрт сразу подохнет.

Все легли спать, но долго не могли заснуть: мать с сыном оттого, что боялись рыжего чёрта, а лама оттого, что боялся — остынет пшённая каша. Он уже ругал себя за то, что так неумно напугал хозяев.

Когда хозяева заснули, бродячий лама тихо поднялся со своего войлочного ковра, прошёл на женскую половину юрты, куда мужчинам вход запрещён, и стал нащупывать чайник с кашей. Чайник был ещё тёплый. Лама обрадовался. Он сунул руку поглубже, где каша была ещё горячей, и захватил полную горсть. Но кулак у него был костистый и застрял в отверстии чайника. Жестяных дел мастер, наверно, не думал, что из чайника будут горстями доставать горячую кашу, и сделал его таким неудобным.

Лама пробовал и так и этак, но кулак застревал все крепче и крепче, а каша жгла ему ладонь и пальцы. Чтобы освободить руку, надо было разжать кулак, но лама не мог остаться без каши. Он поставил чайник на землю, прижал его ногами, попробовал левой рукой высвободить правую, но это не помогало. А каша всё жгла и жгла. Лама стиснул зубы от боли, извивался, как червяк, но терпел, — всё надеялся, что достанет полную горсть вкусной каши.

Но вот жар дошёл до костей, и лама не выдержал. Чтобы освободиться от этого проклятого чайника, он решил с размаху ударить им обо что-нибудь твёрдое. Размахнулся и ударил о шкаф с посудой. Посуда загремела, а чайник остался на руке.