Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - [49]

Лейб-атаманский полк, личный конвой Анненкова и Конвойный полк носили черкески и папахи с партизанскими эмблемами. Розеток на сапогах не носили, хотя на фотографиях конвойцев они встречаются. «Лейб-атаманский полк всегда был шикарно одет во все новое», — утверждает Анненков.

На последнем этапе борьбы гимнастерки и шинели в войсках Анненкова были японские и английские.

Хочу отметить, что описанию формы одежды и другой атрибутики анненковской дивизии целиком было посвящено заседание 27 июля 1927 года процесса Анненкова и Денисова, в дальнейшем к ним возвращались и на других заседаниях, но полного описания их нет и вряд ли кому-либо теперь удастся его сделать.

Что касается погон с трафаретом «АА» («Атаман Анненков»), то, несмотря на указание на это в литературе, утверждать их наличие или отсутствие я не буду. Анненков таких погон не называет.

— Анненков был против штабов и канцелярий, — вспоминает Денисов. — Поэтому начальники штабов у него часто сменялись, если не ошибаюсь, я был у него десятым. Начальники штабов были в большом загоне и самыми бледными фигурами в отряде.

В частях Анненкова царил строгий распорядок дня, выполнение которого контролировалось им лично. По просьбе прокурора он рассказал о распорядке дня, который предусматривал гимнастику, умывание, уборку лошадей, строевые и словесные занятия, в 9 часов — вечернюю зарю со всей церемонией.

— В чем заключалась эта церемония? — интересуется прокурор.

— Проводилась перекличка, поверка, после поверки — чтение приказов, после — молитва.

— В чем она заключалась?

— В «Отче наш» и «Славен, господи».

— А «Боже, царя храни» пели?

— В Семипалатинске в отряде — все пели!

— Ваша дивизия?

— Да!.. В городском саду пели, пели в ресторанах!

— В Семипалатинске в отряде сколько было всего народа?

— Четыре полка кавалерии… — тысяч пять-шесть!

— Это — треть Вашей дивизии?

— Половина…[40]

— На фронте пели «Спаси, господи»? — не унимался прокурор.

— Пели всегда — утром и вечером! — отрезает уставший от этих вопросов Анненков.

— А скажите, у вас религиозная пропаганда была?

— Да, была! — отвечает Анненков.

Действительно, у Анненкова был целый штат священников, причем разных: и глубоко верящих во Всевышнего, и исполняющих обязанности пастыря только потому, что это приносило доход и выгоду; были и такие, кто в бою мог помахать шашкой, были и откровенные пьяницы, бабники и расстриги. Но все они несли в воинство слово Божие и слово командира о беспощадной борьбе с красными еретиками.

В любом государстве офицерство является привилегированной частью общества, пользуется определенными вольностями и, что греха таить, ему многое прощается. Здоровое общество видит в офицерах людей чести, эталон, на который должен равняться мужчина. Воспитанные на славных боевых традициях русской армии, свято чтя и соблюдая их, русские офицеры были верны Знамени и всегда готовы к жертвенности во имя Веры, Царя и Отечества. И это не потому, что им хорошо жилось в этом Отечестве. Большинство генералов и офицеров были бедны, и основным источником их существования было жалованье. Это касается и А. В. Колчака, и А. И. Деникина, и П. Н. Врангеля, и П. Н. Краснова. К ним же относился и герой нашего повествования Борис Анненков. Все они ринулись в омут Гражданской войны и стали во главе антибольшевистских сил не потому, что защищали свои богатства, как это постоянно утверждала советская пропаганда, а потому что любили Родину и хотели сохранить ее сильной, единой и неделимой.

Но к Октябрьской революции старое русское, образованное офицерство было выбито в войнах. На смену ему пришли выходцы из низов общества, получившие офицерские звания за боевые отличия или окончив краткосрочные курсы. Один из таких офицеров военного времени, бывший ротный командир 708-го пехотного Россненского полка, ставший генералом Советской армии М. Н. Герасимов, окончивший в ноябре 1916 года 3-ю Московскую школу прапорщиков, вспоминает об охватившей выпускников школы радости, когда им выдали гимнастерки «со свежими, для многих такими желанными погонами с одной звездочкой… путеводной звездой, звездой счастья. Подумать только — большинство из нас — народные учителя, мелкие служащие, небогатые торговцы, зажиточные крестьяне — наравне с избранным меньшинством — дворянами, профессорами и адвокатами… и изнеженными сыновьями банковских тузов, крупных фабрикантов и подобных им — станут „Ваше благородие!“»^{110}

Кроме того, в офицерский чин производились без прохождения ускоренного курса в училищах и школах прапорщиков, за боевые отличия, тысячи унтер-офицеров. Для многих офицеров военного времени, имевших невысокую общеобразовательную и военную подготовку, мечтавших после войны остаться в строю и устроиться на хороших должностях, переход от полученной в армии власти к прежнему «ничтожному» существованию казался весьма нежелательным^{111}. Поэтому большая часть офицеров военного времени отнеслась к Октябрьской революции враждебно и, вступив на путь борьбы с советской властью, бежала на Дон и на Восток. Именно эта часть белого офицерства не имела понятия о чести мундира, считала, что ей все дозволено, была распущенна в моральном отношении и наиболее жестка к своим подчиненным, к населению прифронтовой и фронтовой полос.