Сибирская Вандея - [10]

Шрифт
Интервал


Сейчас в этом доме на Красном проспекте внизу – Краеведческий музей, а вверху – выставочный зал, мастерские художников. И никто из них не знает, что некогда здесь на продавленном диване сидели Гошка Лысов и Ленька Толоконский, вслушиваясь в происходящее за прикрытой дверью председательского кабинета.

В приемной появился франтоватый, в щегольской шубке-венгерке, командир эскадрона ЧОН, прошел к председателю и вскоре вернулся:

– Кто Толоконский? Ты? Поедешь со мной. Покажешь. Верхом можешь?

– Спрашиваете!

Гошка остался на диване один. А в Губчека началось движение: захлопали двери, зазвенели телефоны, все чаще в кабинет входили люди с желтыми от бессонницы лицами.

Приемная была хорошо протоплена. Гошка, устроившись на диване по возможности уютнее, сомлел. Задремал. Очнулся он от прикосновения к плечу и в один миг оказался на ногах. Кто-то сказал:

– Просыпайся, парень!..

Гошка снова увидел узенькую щеточку русых усов и прищур серо-зеленых глаз. Эти глаза, всегда холодные и спокойные, сейчас чуть искрились.

Перед матросом стоял сам председатель.

– Пойдем ко мне, товарищ Гошка Лысов…

Допрашивал Гошку начальник секретно-оперативной части Новицкий. После допроса Прецикс сказал:

– Очень большое дело сделал! Благодарю тебя за мужество и решительность… Ты – член партии?

– Партийный, товарищ председатель!

– Может, тебе нужно помочь, Гошка Лысов? Жильем, продовольствием, одеждой? Говори, не стесняйся.

Перед мысленным взором Гошки замелькали пудовики муки, фунты сливочного масла – желтого, янтарного, прекрасного, как полузабытая сказка, пачки сахара в синих пакетах с клеймом «Сахар Бродского»… Потом замаячила бутылка со спиртом.

– Говори, пожалуйста… Поможем.

Гошка выпрямился.

– Я не знаю, что сделал, товарищ председатель… Но так думаю: на пользу был мой выстрел. Если заслужил – то прошу выдать мне… наган. У меня «смит» с осечками и патронов – три штуки… Вот.

Матрос выложил на стол свое «личное оружие» – типичный комсомольский «смит-вессон» с облезшей никелировкой, е самодельными сосновыми щечками рукоятки.

– Да-а! – покачал головой председатель. – Удивительное дело, как ты еще не застрелился из этой штуки. Хорошо… – предчека взялся за телефон. – Коменданта! Ты, товарищ Коновалов? Слушай: придет молодой человек, Гошка Лысов. Выдай ему хороший наган с патронами… Ну а что тебе еще сделать, военный моряк? Говори…

– Еще?… – и тут Гошка, сам не зная почему, выпалил: – Еще прошу принять меня на работу в Чека.

– О-о! – удивился Прецикс. – Работать к нам? Зачем же?

– Активно бороться с контрреволюцией!

– А разве ты – пассивный?

– Я? Нет… но… тут такое дело…

– Какое?

– Беспощадно давить гадов нужно!

– Так, значит, давить и давить?… А кто же строить будет?… Как твое мнение, товарищ Новицкий? Возьмем его к себе? Ладно, иди, будущий чекист… Новицкий, проводи его в комендатуру, пусть получит хороший револьвер. Значит, сахару и масла тебе не нужно, товарищ Лысов?

Гошка ответил со вздохом:

– Что я, лучше других, что ли?…

– Скажи коменданту, Новицкий, пусть всем троим выпишет из Губпродкома по одному красноармейскому пайку.

– Два пайка надо бы Мишке отдать… раненому. А нам с Ленькой и одного хватит. Спасибо, товарищ председатель. По правде сказать…

– Голодно живете, орлы? – поинтересовался Новицкий. – Где питаетесь-то? Говори правду, что ест комсомолия, которая без родителей живет?

– «Кари глазки»… – сказал матрос. – «Кари глазки» едим. Один раз в день.

– Это что еще за романтика?

– Это… Это не романтика, – помрачнел Гошка, – это суп такой. Называется «кари глазки»… Похлебка пшенная, а в ней плавают бычьи глаза. Иногда мозги попадают. Редко…

– И всё?…

– И всё.

– Да… Слушай, Новицкий, надо бы поинтересоваться снабжением населения…

– Надо бы, да все руки не доходят…

– Надо, чтоб дошли!.. Думаю: половину воруют в Упродкоме, а вторую половину – в столовой. Специально займись и доложи через неделю на Коллегии… Неплохо бы парочку ворюг расстрелять и объявить в «Советской Сибири» для сведения прочих, оставшихся в живых.

– Сделаем! Сам займусь… Пойдем, матрос.

Из Губчека Гошка уехал счастливый до чрезвычайности – в председательской кошевке, с новеньким тульским наганом и с запиской в Упродком о выдаче трех красноармейских пайков.

После Гошки Лысова в председательском кабинете состоялся еще один разговор.

– Понимаешь, второй случай, и опять – Томск. Значит, снова – эсеры. И у этого типа командировочное: «Томск, Сибопс». Их начинает интересовать водный транспорт… Ох, не зря! – задумчиво произнес Новицкий.

– Конечно, не зря. Очень даже – не зря. Думается мне, тут такое дело: начинают они понимать, что в рабочем классе – в депо, на сухарном заводе, на Трудзаводе, на мельнице – поддержки не будет. Обыватель не в счет: труслив. Значит… Значит, точку опоры нужно где-то искать? В Красной армии? Но и там не так просто: армия, победительница не поддастся… История учит: поддается только армия побежденная. Где же у них точка опоры, как думаешь, Новицкий?

Начсоч пожал плечами:

– Ясно – в рыхлой крестьянской массе.

– Правильно – в рыхлой крестьянской массе. А где рыхлая крестьянская масса? В деревне. А где в нашем уезде деревня с рыхлой крестьянской массой? Подойдем к карте… Видишь, где деревня в основном сосредоточена?… Здесь, на берегах Оби, или чуть подальше, но тя-го-теет все равно к реке… Смотри: Скала, Почта, Дубровино какое-то. Кажется, большое село… Вороново, Батурино. А ближе к нам Кубовая, Бибиха, Мочище – бывший Колыванский уезд.


Еще от автора Георгий Александрович Лосьев
У чужих берегов

«В истории человечества героизм и подлость всегда шли на параллельных курсах, а где-то меж ними болтались обывательщина, трусость, бесхребетность. И всегда так получалось, что мечется-мечется трусливая душонка меж двух полюсов, и в конце концов притянет ее течением к низости, подлости».Широко известные произведения о борьбе чекистов и работников уголовного розыска против врагов Советского государства в годы нэпа.


Рассказы народного следователя

Повесть «Принципиальность», основанная на документально-историческом материале и открывающая книгу Георгия Лосьева, рассказывает о чекистах-дзержинцах, которые в своей борьбе против врагов революции умели быть гуманными и справедливыми, карая только тех, кто действительно был опасен советской власти.«Рассказы народного следователя» уже известны по книге «Самоубийство Никодимова».


Вексельное право

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Дафна

Британские критики называли опубликованную в 2008 году «Дафну» самым ярким неоготическим романом со времен «Тринадцатой сказки». И если Диана Сеттерфилд лишь ассоциативно отсылала читателя к классике английской литературы XIX–XX веков, к произведениям сестер Бронте и Дафны Дюморье, то Жюстин Пикарди делает их своими главными героями, со всеми их навязчивыми идеями и страстями. Здесь Дафна Дюморье, покупая сомнительного происхождения рукописи у маниакального коллекционера, пишет биографию Бренуэлла Бронте — презренного и опозоренного брата прославленных Шарлотты и Эмили, а молодая выпускница Кембриджа, наша современница, собирая материал для диссертации по Дафне, начинает чувствовать себя героиней знаменитой «Ребекки».


Одиссея генерала Яхонтова

Героя этой документальной повести Виктора Александровича Яхонтова (1881–1978) Великий Октябрь застал на посту заместителя военного министра Временного правительства России. Генерал Яхонтов не понял и не принял революции, но и не стал участвовать в борьбе «за белое дело». Он уехал за границу и в конце — концов осел в США. В результате мучительной переоценки ценностей он пришел к признанию великой правоты Октября. В. А. Яхонтов был одним из тех, кто нес американцам правду о Стране Советов. Несколько десятилетий отдал он делу улучшения американо-советских отношений на всех этапах их непростой истории.


Том 3. Художественная проза. Статьи

Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.


Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.


Ленин и Сталин в творчестве народов СССР

На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.


Повесть об отроке Зуеве

Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.


Здесь русский дух...

Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.


Страна Соболинка

На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.


Каторжная воля

На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?


Тени исчезают в полдень

Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.