Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии - [143]

Балобаев умер в 2011 году и не успел увидеть воплощение своей теории, но учение его живет. Когда я снова посетил Институт мерзлотоведения в 2017 году, директор все еще ссылался на модель Балобаева. Только дата немного передвинулась: теперь похолодание должно было наступить к 2018 году. Эту дату им тоже придется выверить, так как наверняка якутские зимы и дальше будут теплеть. Но для поддержки в Якутске устойчивости зданий институт все же подготовил две стратегии: одну на случай похолодания, другую на случай потепления.

Разговор о похолодании – это печальное заблуждение российской науки. За ним стоит желание политиков приуменьшить значение изменения климата, так как российская экономика строится на экспорте ископаемого топлива, которое создает парниковые газы. Путин усомнился в том, что изменение климата является антропогенным, и сказал, что потепление России будет только на пользу. В СМИ и школах об этой теме вообще мало говорят. При этом в Сибири люди на себе испытывают резкое изменение климата.

Во времена Советского Союза мечтали, что климат в Сибири потеплеет. В захватывающей своей наивной верой в будущее книге «Я видел, как живет Сибирь»[68] французский журналист описывал планы, нацеленные на реализацию этой мечты. Некий профессор Пещанский собирался растопить лед Северного Ледовитого океана, посыпав его угольной крошкой. Инженер Борисов же предлагал перекачать воду из Северного Ледовитого океана в Тихий, что должно было вызвать сильный приток теплого течения из Атлантики в Северный Ледовитый. Инженер В. Леонтьев планировал повысить температуру в озере Байкал ядерными батареями, чтобы он начал нагревать воду в реке Енисей, а через Енисей и в Северном Ледовитом океане.

Сейчас пытаются откопать и более дикие идеи – только бы усмирить выходящее из-под контроля глобальное потепление.

Можно, конечно, надеяться, что российские ученые-дилетанты окажутся правы в своих рассуждениях о похолодании климата, но расслабляться все-таки не следует. Любого скептика убедит сама Арктика: без всяких спекуляций просто посмотрите на изменения, которые уже произошли.

Снова в Тёхтюр

Семья снова вернулась в Тёхтюр, где многое успело измениться.

Тёхтюр, Покровск, Якутск, Октемцы

Наш план был вернуться еще на пару месяцев в Якутию следующей зимой, где-то в промежутке между моими поездками. Я собирался закончить интервью, сбор информации и лекции в университете. Другие члены семьи должны были жить своей жизнью, как и в первый раз. Я хотел, чтобы мы поехали в Якутию в ноябре-декабре, когда разница температур между Хельсинки и Тёхтюром с большим отрывом в пользу последнего. Но для жены на работе лучше всего подходил январь-февраль 2018 года, поэтому мы снова отправились в Сибирь в разгар зимы, как раз тогда, когда Бык Холода особо крепко держит землю Саха.

В сентябре я поехал в Якутск выгрузить наши вещи из «уазика» в будущий дом, и, к моему печальному удивлению, заметил, что мыши обжили мою машину. В углах – мышиный помет, а когда я попытался сесть на место водителя, получил оживленное сопротивление – мышь выпрыгнула из обогревателя. Пришлось разбросать по машине оранжевые пакетики с ядом.

После Рождества в Хельсинки мы уже были готовы к поездке. В этот раз мы, правда, летели в Якутск не через Россию, а зашли с тыла – со стороны Южной Кореи. У «Якутских авиалиний» раз в неделю летал прямой самолет из Сеула. Многие образованные якуты считают Южную Корею неким азиатским образцом для подражания. В университете много связей с корейцами, и те, кто побогаче, ездят поправлять здоровье в южнокорейские клиники. В очереди на регистрацию в огромном сеульском аэропорту на сердце вдруг стало по-домашнему тепло. Все молчали, но по лицам, по одежде и языку тела было очевидно, что в очереди точно стояли не корейцы, а якуты. Потом я заметил в толпе знакомых и поздоровался.

Между Кореей и Республикой Саха нет разницы во времени, но рейс наш был в полночь, и в Якутск мы прилетели рано утром с джетлагом. На пограничном и таможенном контроле мы так долго ждали, что наш младший, ко всеобщему ужасу, взял и заснул прямо на полу терминала.

На парковке нас уже ждала синяя «Субару» и наш постоянный водитель – мадам Лена. До Тёхтюра 43 километра, но на машине нам туда было не добраться: наш путь был прерван проколом колеса посреди дороги. В багажнике не оказалось запасного, и Лена стала посылать крики о помощи в группы Whatsapp: «Два взрослых и три ребенка на дороге у Табагинской развилки, надо довезти в Тёхтюр. Максимальный репост!» Январское утро в –40 градусов начинало светлеть, красное якутское солнце уже успело выйти из-за холма. Через полтора часа Ленин друг по извозу подобрал нас в свою маршрутку. Когда машина в ярком утреннем свете прошуршала по снежной дороге Тёхтюра, мы, убитые усталостью, еле продрали глаза. Дети удивлялись возникшим за окном знакомым местам.

Мы сразу обжились в новом доме. Он находился на знакомой нам улице Каландарашвили, всего в шести домах от прежнего. У нас две комнаты, кухня и просторная прихожая. Дом был поменьше, но для двух месяцев вполне подходящий. Внутри было тепло и без дополнительных жильцов: мышей и тараканов. Нашу жизнь охраняли новые амулеты: в дверном проеме висели домовой, сделанный из ниток, махалка-дэйбиир из конского волоса и заячья лапка.