Сибирь 2028. Армагеддон - [52]

Я был решительно против того, чтобы взять его с собой! И Ольга была против, и даже Молчун. Но он тащился за нами, разрывая наши каменные сердца, гундел, канючил, приводил какие-то фантастические доводы, почему он должен быть с нами, а не где-то еще. Возникало угрюмое предчувствие, что нам от этого шалопая не отделаться. Но мы же не начальная школа и не исправительное учреждение для малолетних преступников!

– Слушай, ты знаешь, как пользовать эту публику? – вопрошал я у Ольги. – Ты же у нас педагог дополнительного образования, блин.

– Да, я педагог дополнительного образования, блин, – саркастично отзывалась Ольга, – а не офицер из детской комнаты милиции, как твоя мифическая любовь до гроба, к которой ты сейчас направляешься. Вот у нее и спроси, как пользовать эту публику, а от меня-то ты что хочешь? Ко мне ходили крохотные детки от двух до шести – да, не спорю, среди них были будущие Чикатило и Брейвики, но обезвреживать их в мою компетенцию не входило…

Эти люди и животные буквально издевались надо мной! Молчун как-то с юмором похмыкивал и служил посыльным между нами и плетущимся на задворках Кузьмой. Я логично рассудил, что обойти территорию Сильвиуса лучше там, где нет постов и ничего такого, что в темное время может заинтересовать банду. То есть по набережной – в сторону Октябрьской пристани и памятника Александру III, который давно уже не памятник и даже не груда цветмета. Здесь не было ни магазинов, ни жилых домов. Кузьма ворчал, что есть пути и получше, но я его не слушал. Мы медленно двигались краем бетонного парапета, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Бетонная набережная напоминала развалины древней крепости, в которой кое-что уцелело от крепостной стены. Раньше здесь было красивое место отдыха: газоны, клумбы, фонарики с лавочками. Теперь по бетонным надолбам гуляли сквозняки и вздымались клубы пыли. Скрипели и раскачивались от ветра «падающие» столбы. Пыльные облака нас неплохо маскировали, но в них мы могли проглядеть что-то опасное. Не менее получаса ушло на преодоление набережной, финальную часть которой венчала жутковатая композиция – завалившийся набок пролет железнодорожного моста. Он был не настоящий – памятник. Вернее, пролет был настоящий, но возведенный много лет назад отнюдь не для того, чтобы поезда с разбега прыгали в реку. Один из символов некогда мощной и богатой Западно-Сибирской железной дороги. То, что осталось от настоящей «железки», располагалось выше на холме и обрывалось у истоков Красного проспекта, где обрастали тленом развалины виадука. Покорение этой возвышенности было сродни сизифову труду.

– А я же говорил, – трындел в арьергарде Кузьма. – Прямо не пройдем, хочешь-не хочешь, придется сворачивать к автовокзалу. А там уже опасно, можно нарваться на пулю. А пули, между прочим, дяденька…

– Малец, помолчи, а? – изнемогал я.

Как объяснить этому заморышу, что он имеет дело с профессионалом? До сей минуты я не нуждался в помощи посторонних. Цель была ясна, и путь к ней я примерно представлял. За разрушенным виадуком начинался Красный проспект – центральная городская артерия, тянущаяся на север почти на десять километров. Вокруг проспекта концентрировалась деловая жизнь, шло бурное строительство, здесь стояли главные городские объекты, и были заоблачные цены на недвижимость. К проспекту примыкали параллельные улицы, и я резонно рассудил, что воспользоваться нужно одной из них, поскольку и в наше время Красный проспект – клоака. Имелась объездная дорога – по улице Ипподромской, но не думаю, что там мы нашли бы свое счастье. Если банда Сильвиуса обосновалась в «Мегасе», то улицу Ипподромскую он точно контролирует. За виадуком мы бы чувствовали себя увереннее – нужно было лишь пересечь «взрыхленную» Южную площадь и пространство перед недостроенным автовокзалом. Мы ползли, как по фронтовой полосе, перебирались через огрызки рассыпавшейся эстакады. Остался за спиной «лежачий» памятник царю Александру. Потянулись косогоры, украшенные обломками колонн, на которых когда-то держалась эстакада. В ходе катаклизма земные пласты вели себя причудливо: где-то разъезжались, где-то сходились. Южная площадь превратилась в гармошку, что со стороны смотрелось довольно странно. Включился прожектор на крыше «Мегаса»! Ослепительный свет порвал ночную дымку. Казалось, он освещает всю площадь! Ошеломленные, мы рухнули там, где шли! Я прижал Молчуна к земле – парень он, конечно, мозговитый, но собачьи мозги… Включился второй прожектор – дополнительно пристроенный к первому. Если первый равномерно озарял всю площадь, то второй работал точечно, освещая сектор за сектором. Он начал с виадука, яркое пятно смещалось влево. Мне казалось, что я слышу крики с крыши «Мегаса» – но вряд ли, слишком далеко…

Где-то на «камчатке» кряхтел Кузьма – он за что-то зацепился. Сопела, переползая к канаве, Ольга. Я тоже не сидел на месте, начал смещаться к симпатичной выбоине в клумбе, таща за собой вечно чем-то недовольного Молчуна. Когда пятно дошло до нас, я уже скорчился в яме и представлял неразрывный элемент ландшафта. Оно не задержалось, отправилось дальше. Облегченно вздохнула и ругнулась в кулак Ольга. Но снова мне померещились крики. Прожектор работал, но уже в стороне. Потом оба осветительных устройства погасли, и я почувствовал, как липкий пот ползет по физиономии. Не дают расслабиться, черти, даже замерзнуть не успеваешь…