Сиам Майами - [51]

Подошел бывший вашингтонский газетчик, ныне — неутомимый поставщик развлечений на частные политические обеды стоимостью тысяча долларов блюдо. Он поднял бы свой престиж, показав донорам политических партий, уставшим от старых звезд, какое-нибудь новое лицо.

— Привет, Гарланд. Мой сын возвращается из армии. У тебя найдется местечко для аккуратного молодого человека, желающего освоить твое ремесло?

— Я не беру ветеранов войны, Датч, — четко ответил Твид. — Я принимаю только гомосексуалистов, потому что у них более продолжительный рабочий день.

Бывший газетчик знал, что если он отойдет сразу, согласно протоколу, то это будет выглядеть так, словно его прогнали. Желая не потерять лицо, он спросил напоследок:

— Как вообще делишки?

— Прекрасно, — ответил Твид, и проситель отчалил, полагая, что спас положение — хотя бы частично.

Твид поспешил вернуться к разговору с Валентино, пока их опять не прервали.

— Не знаю, — протянул он, глядя на внимающего ему Валентино, тот склонил голову на одно плечо, — но все-таки в нас сидит что-то такое, что подает сигнал тревоги, когда мы по-настоящему теряем равновесие. Мы становимся жертвами стольких несправедливостей, причем часто их творят из добрых побуждений, между тем каждому присуще индивидуальное равновесие, независимо от того, что посторонним мы можем казаться верхом неуравновешенности.

— Из вас получился бы исключительно гуманный психоаналитик, — одобрительно молвил Валентино.

На сей раз Твида не только зацепили невидимым крючком за уголок губы, но и подсекли. Однако он был не из тех, кто клюет на комплименты. Его реплика была сухой:

— Вернемся к вопросу, на который вы не ответили.

Валентино признал кивком свою оплошность.

— Пока существуют войны, пока акции взлетают вверх, а потом вдруг утрачивают свою настоящую стоимость — как в таких условиях отличить душевнобольного от здорового? Верно ли, что больной обнаруживает себя прежде всего в половой жизни?

Додж, прежде отвернувшийся от столика, при этом вопросе Твида выпил, следуя примеру Валентино.

— Первое. Каждый пытается торговать своей духовной жизнью. Именно каждый, поэтому цена ее невелика.

— Привет, Гарланд. — Это был глава службы по связям с общественностью крупной пивоваренной компании. Компания тратила много миллионов в год на то, чтобы ее средненькое пивко ассоциировалось с каким-нибудь свеженьким, молоденьким, сексуальным личиком. Она финансировала телевизионный сериал с хитроумными разветвлениями сюжета, благодаря которым действующие лица начинали испытывать неукротимую жажду как раз перед началом соответствующей рекламы. В данный момент отменно одетый глава службы вел поиск соблазнительных молоденьких девушек для работы с его компанией.

— Привет, Датч.

— Второе, — продолжал Валентино. — Конечно, в половой жизни у больного явные сбои. Но то же можно сказать и обо всем остальном, что его касается.

— Простите, — сказал Твид, — но речь о другом. Что говорите ему вы?

— Самый лучший профилактический метод — посоветовать ему приспособиться к окружающей среде. Не потому, что она хороша или дурна, а потому, что только здесь пациент сможет получить удовольствие. «А я как раз его не получаю», — отвечает пациент. Согласен, не получаете. Но станете получать, если обратите свои идеи в наличность.

— Привет, Гарланд. — У столика появился Антон Чи-Чи Ягел, известный в Биверли-Хиллз, Нью-Йорке и Западном Берлине, хотя последний географический пункт вышел из доверия у видных немецких писателей, променявших еще до войны Германию на Калифорнию. Ягел изъяснялся четко. У него была женственная манера артикуляции, словно он раскалывал зубами небольшие орешки. Его специальность — это подписывать с броскими, видными женщинами контракты ровно на семь кинокартин. За первую картину начинающая актриса получала всего 5 тысяч, за седьмую — примерно тысяч 50. Он действовал, как мелкая акула, подыскивающая добычу для акул покрупнее. Его актрисы работали в Поте лица, а он в поте лица проталкивал их наверх, пока не сбывал другим производителям фильмов за в четыре-пять раз большую сумму, чем та, которую они получали от него. Если какая-нибудь из его красоток превращалась в звезду, он снимал ее в собственном фильме, но по-прежнему за минимальную оплату. Фильмы Ягела редко добивались успеха, даже когда это были картины с участием высокооплачиваемых звезд и малыми съемочными затратами. Если его подопечные не становились звездами — а так в большинстве случаев и происходило, — он быстро от них избавлялся. Контракт на семь картин становился страшным оружием, в массовом порядке вызывавшим увечья, язвы, а то и летальный исход. Если же подопечные в конце концов становились звездами и обретали силу торговаться, то оказывалось, что сила эта бесполезна: взлетев на пик популярности, они оставались связанными старыми контрактами, по которым получали сущие гроши. Для того чтобы не работать за бесценок, они симулировали болезни и под этим предлогом выскальзывали порой из юридического ярма, вынуждавшего их сниматься по старым расценкам. Такое пренебрежительное отношение к собственному здоровью имело свое объяснение. Старые контракты затягивались на их шеях, как петли. Наступал момент, когда им приходилось смиряться с любым унижением. Сильные, красивые женщины с натугой тянули лямку старых контрактов. Впрочем, с точки зрения законности здесь не к чему было придраться; с признанными звездами случаются вещи и похуже.