Швейная машинка - [29]

Теперь нужно чем-то заполнить длинный-длинный день. В холодильнике еда на двоих, шоколадный десерт, двойные сливки, а в чулане за большой коробкой хлопьев тщательно запрятана бутылка шампанского. Что ж, сегодня она ему не понадобится.

Через пять минут телефон опять вибрирует, он тянется за ним в надежде, что она передумала, но на экран выводится то же самое сообщение. Техника снова против него.

Фред не идет домой сразу, а направляется в обход, на запад, делая крюк вдоль канала: здесь ему запрещалось ходить, когда он был маленький. Сейчас склады закрыты, а некоторые перестроены в дорогие квартиры с видом на воду и небольшие суда, стоящие на якоре по всему каналу. Теперь Фред смотрит на все это другими глазами. Дорога под ногами ровная, без луж. Может, здесь стоит начать бегать? С этой мыслью он возвращается домой, к кошке и к соседским детям, которые ссорятся и бегают вокруг стоек для сушки белья на заднем дворе.

Обновление поста.

Все прошло невероятно хорошо.

Не успел я дойти до дома, как получил сообщение в жанре «спасибо, но нет». Я утешился, зайдя в лавку, где торгуют фиш-энд-чипс[12], и взял себе огромную порцию, да еще густо посоленную.

Холестерин?

Я СМЕЮСЬ вам в лицо, над всеми вашими жирами и бляшками!

Разбирая коробки в спальне бабушки, стоящие за трельяжем, Фред внезапно осознает, что у него редеют волосы. Стригся он последний раз пару месяцев назад. Это было в Лондоне, в Ислингтоне[13], где клиентам подавали еще и кофе по-итальянски с маленькими пирожными. Фред поднимается, идет в ванную и изучает свое отражение. Быстро, чтобы не передумать, он хватает с полки маникюрные ножницы и наклоняется над ванной.

Щелк — клок светлых волос падает на дно ванны. Теперь, понимает он, передумать уже не получится. Фред двигается снизу вверх: от шеи к макушке. Чем выше он поднимается, тем отстриженные волосы становятся все более редкими, что только укрепляет его решимость. Фред не собирается убирать волосы из ванны — с этим позже разберется астматический пылесос.

Он наполняет раковину горячей водой. Зеркало быстро запотевает, но Фред его не вытирает: то, что он задумал, все равно лучше делать на ощупь. Он выдавливает на руку прохладный гель для бритья и размазывает его по голове. На черепе образуется пышная пена.

С каждым взмахом бритвы Фред избавляется от Саманты, банковских контрактов и винных баров. На бритье уходит больше времени, чем он ожидал. В итоге Фред все-таки смывает остатки геля и с интересом следит за тем, как волосы, грязь и пена засасываются в сливное отверстие. Он повторяет ту же самую процедуру — выдавить гель, нанести, сбрить, смыть — еще раз, тщательно исследуя каждый сантиметр кожи.

— Так-то лучше.

В протертом начисто зеркале его отражение согласно кивает.

Джин

Начало июля 1911 года. Лит

Поезд прибыл на вокзал Уэверли[14] ранним июльским вечером. Джин и Дональд не торопились и ждали, когда выйдут остальные пассажиры, было ощущение, что здесь, в вагоне, все происходящее еще не стало окончательной реальностью.

Джин никогда не ездила дальше Глазго, и этот новый этап их жизни был одновременно и необходимым, и пугающим. На западе их больше ничего не держало. У Дональда не было работы, а у Джин, как несколько раз подчеркнул ее отец, — семьи.

Джордж был в дикой ярости. Конечно, он гневался и на нее, но в основном его возмущение было направлено на Дональда. Несмотря на все попытки объясниться, отец никак не успокаивался и ясно продемонстрировал, что не даст благословения.

Они незаметно уехали в разгар рабочего дня, так что никто их не провожал.

Дорога была неблизкой. Центральный вокзал Глазго казался закопченным от дыма, но его высокая крыша и внушительные ряды касс почему-то поднимали настроение. Было ясно, что это деловой город. Уэверли, напротив, казался небольшим и сдержанным, что соответствовало тому, о чем Джин знала еще со школы: столица более благородна, здесь меньше заводов, чем в ее западном собрате.

Они сошли с поезда последними. Спрыгнув на платформу, Джин ощутила внезапный прилив надежды. Она появилась словно бы ниоткуда, но Джин показалось, что тяготы последнего месяца отступили. Их накрыло облако копоти, смешанной с металлическим запахом тормозов.

Когда они были уже у здания вокзала, к ним подошел мужчина. Это был Том, который сдержал слово и пришел встретить поезд. Он кивнул Дональду, пожал ему руку и похлопал по плечу, как обычно делают мужчины на людях.

— А это моя Джин, — улыбнулся Дональд, обнимая ее за плечи и притягивая к себе. Настроение у него стало намного лучше, чем в последние несколько недель.

Том приподнял кепку:

— Рад с вами познакомиться.

Джин внезапно засмущалась и не нашлась что сказать, поэтому в ответ только улыбнулась.

— Хорошо, что мы приехали, — сказал Дональд.

Мужчины подхватили багаж, оставив ее с пустыми руками.

— Ханна давно говорила, что тебе нужно в Лит. — Том осматривал двоюродного брата. — А ты подрос с нашей последней встречи. Сколько нам тогда было? По девять лет?

— Как-то так.

Когда они поднимались по ступенькам возле мощных каменных стен отеля «Норт Бритиш»[15], их окутал запах жареного мяса, исходивший из его кухонь. Джин вдруг поняла, что после нескольких дней нервотрепки, когда ее не покидало чувство тяжести в желудке, она наконец-то проголодалась. Взобравшись по лестнице, они свернули направо, прошли мимо швейцара в цилиндре и пересекли Принсес-стрит. Весь путь занял около получаса. Сначала они двигались по Лит-стрит, затем по Лейт-уок, а потом свернули в маленькие улочки — к счастью, дорога все время шла вниз. Кто бы мог подумать, что путешествие на поезде, где были удобные сиденья, может оказаться таким утомительным!