Швейцарские горки - [27]

— Какой же?

— Возбудить в отношении того же господина Абрамова конкретное уголовное дело в России и требовать его выдачи для проведения расследования на родине.

— Что — специально для этого придумать дело на человека? — изумился Арендт. — Это уже, знаете, сталинщина чистой воды!

— Она же ежовщина и бериевщина, — засмеялся Ледников. — Все не так ужасно. Видите ли, в России в свое время уже было возбуждено уголовное дело, связанное с финансовыми делами объединения, которое возглавлял господин Абрамов до того, как стал министром… Я не знаю точно, прекращено оно или нет. А вы же знаете, что такое прекращенное уголовное дело — оно в любой момент может быть возобновлено… Вдруг. В силу самых разных причин. В таком случае Россия может требовать выдачи Абрамова для проведения расследования в рамках этого дела.

— Вы опять шутите?

— На сей раз — нет. Давайте говорить как политики и юристы, а не как праведники и моралисты. Уголовное расследование, связанное с его деятельностью в качестве руководителя объединения, нужно проводить в России, верно? А потому правомерно требовать его экстрадиции именно в Россию.

— Это логично. Но…

— Как юристы, мы с вами понимаем, что обстоятельства дела, связанные с российским ходатайством об экстрадиции, создадут серьезную конкуренцию тем обстоятельствам, по которым требуют выдачи Абрамова США. Согласно международной практике, особое внимание в таких случаях обращается на гражданство преследуемого, на место совершения деяний, время поступления запроса.

— Но у Швейцарии есть с США двусторонний договор об экстрадиции, — как истинный юрист засомневался Арендт.

— Но мы вместе со швейцарцами ратифицировали Европейскую конвенцию по вопросам выдачи. Тут, конечно, коллизия, но у России, тем не менее, будут хорошие шансы получить господина экс-министра обратно. Тем более, если он согласится на экстрадицию в Россию.

— Я это понимаю. Судя по всему, господин Абрамов может сменить швейцарскую тюрьму только либо на американскую, либо на отечественную… Какой ужасный выбор!

— Все будет зависеть от доброй воли швейцарцев и самого господина Абрамова. Если он сам согласится на выдачу в США, то вернуть его будет практически невозможно. Все в его руках.

Но Арендт, кажется, его совершенно не слушал.

— Неужели Россия пойдет на это? И возбудит дело персонально против господина Абрамова? Может быть, именно поэтому позавчера прилетал сюда заместитель Генерального прокурора России, курирующий вопросы международного сотрудничества, чтобы довести до сведения своих швейцарских коллег эти аргументы? Вообще он здесь довольно частый гость, и его хорошо знают и в Генеральной прокуратуре, и в федеральном ведомстве юстиции, да и в адвокатской среде.

— Зачем сюда прилетал замгенпрокурора мне неизвестно, но я очень хорошо знаю одно, что наше с вами отечество, Александр Павлович, сурово. Особенно сурово оно почему-то к своим детям. И, прежде всего, к детям благодарным и почтительным. Ну, а в России, как вы знаете, все может случиться. Дела как возбуждаются, так и прекращаются… Вдруг. А если дело вдруг дойдет до суда, то суд может принять самые разные решения.

— И все же я не завидую господину экс-ми-нистру. Чтобы вернуться на родину, ему предстоит признать себя преступником…

— Ну, не преувеличивайте. Преступником человека может признать только суд. Зато в душе своей он свободен думать все, что угодно. А душа русского человека не просто широка, она — бескрайняя. Впрочем, давайте не будем решать за него. Господин Абрамов человек сильный и непростой.

Распрощавшись с Арендтом, Ледников решил еще попытаться позвонить Жене — возникли вопросы, которые было необходимо ей задать. Например, встречалась ли Разумовская перед отлетом в Берн с Абрамовым в Москве? Если встречалась, то о чем они говорили? Он вдруг понял, что это может быть очень важно.

На сей раз Женя сама взяла трубку и сказала, что будет ждать его.

По дороге, преодолевая бесконечные бернские подъемы и спуски, Ледников восстановил в памяти еще один документ, который он обнаружил на флэшке Альмезова.

Это была запись разговора сотрудника прокуратуры с известным ученым профессором Ладыченко, работавшим с Абрамовым в «Импульсе»…

— Вы давно знаете Всеволода Андреевича Абрамова?

— Моя жизнь сложилась так, что все 37 лет после окончания вуза я работал в области использования атомной энергии. Я проводил исследования и защищал диссертации в трех институтах, только потом пришел в «Импульс». Это было пятнадцать лет назад. Разумеется, я был знаком со многими его специалистами и раньше — с кем-то вместе учился, с кем-то встречался на конференциях, совещаниях, командировках, кого-то знал заочно — по статьям и отчетам. О профессоре Абрамове я много слышал до нашего знакомства, ведь это один из самых известных работников в отрасли.

— И что же вы слышали?

— Многое. Как всякий неординарный человек он вызывал противоречивые чувства, и его деятельность оценивалась по-разному. Но звания и награды, которых он был удостоен, давали только за какие-то серьезные заслуги. А при назначении министром такой отрасли, как наша, просвечивали не только всю деятельность кандидата, но и всех его родственников…