Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы - [157]

Сырой ветер бил мне в лицо, я медленно и по возможности бесшумно работал веслами, вдыхая свежий запах воды. По реке плыли хлопья снега и мелкие льдинки, борт лодки временами почти касался растущего в воде тростника. Иногда я даже опускал голову, чтобы не удариться о ветвь дерева: эти голые сучья далеко протягивались над водой. Вдали поблескивающая полоса реки уже совсем сливалась в сумерках с прибрежным кустарником в сплошную темно-серую ночную тень.

Там, где река делает первый поворот, меня окликнул наш постовой. Я отозвался. Старший лейтенант фон Фробен подошел, узнал меня и удивленно спросил, с какой целью я затеял поездку к противнику. Я сообщил ему, сколько считал полезным.

И я узнал, что наши линии заняты очень слабо, большую часть солдат отвели в город, так как мятеж опасно развернулся и полковник оттеснен повстанцами в центр города.

— Если только герильясы этой ночью нас не атакуют, — озабоченно добавил фон Фробен и тревожно поглядел в сторону вражеских позиций.

Монхита ничего не поняла из нашего разговора, но при упоминании о полковнике вопросительно взглянула на меня.

Я греб дальше.

— Мы скоро доберемся? — спросила Монхита.

— Скоро.

А она забеспокоилась.

— Впереди я вижу костры — это серренос? — спросила она. Серренос — так называли горожане герильясов; это слово означает «горцы». — Куда же вы меня везете?

Я посчитал, что пора сказать ей правду.

— Я привез вас сюда, чтобы отдать под защиту вражеского командира.

Она слегка вскричала и в ужасе уставилась на меня.

— А господин полковник?!

— Вы с ним больше не увидитесь!

Она вскочила, и лодка закачалась, рискуя перевернуться.

— Так вы меня обманули?! — испуганно закричала она, и я ощутил ее дыхание на затылке.

— Я должен был это сделать, и вам с этим придется смириться.

— Отвезите меня обратно, или я буду звать на помощь!

— Можете звать на помощь, теперь это бесполезно. Наши постовые не пропустят вас обратно в город!

Она в отчаянии продолжала умолять, грозить и жаловаться, но я остался твердым. В моей голове, помню, крепко засела мысль, что вместе с Монхитой я увожу из города несчастье нашего полка. Ради нее были поданы первый и второй сигналы, предписанные маркизом де Болибаром. Она была повинна в том, что мы повздорили с Гюнтером, в том, что теперь он — мертвый или умирающий — лежал в комнате Эглофштейна. И если она вновь увидит полковника, то может выплыть наша подлинная тайна на погибель ему и всем нам.

Она перестала умолять, поняв, что это напрасно. Я слышал, как она тихонько молилась. Всхлипывая, она страстно шептала вперемежку латинские и испанские слова.

Потом умолкла, и я слышал только тихие вздохи и слабые стоны.

Тем временем я догреб до второго поворота. По обоим берегам плыли огромные сторожевые костры герильясов, обливая всю ширину реки огненными отблесками. Тени людей скользили на берегу — туда и сюда. Затем меня окликнули по-испански, раздался предупредительный выстрел, и пуля вспахала воду недалеко от лодки.

Я бросил весла, поднял в левой руке зажженный перед этим факел, а в правой — большой белый платок. Лодку снесло влево, и она уперлась в берег. Со всех сторон сбегались герильясы с фонарями, факелами, с ружьями наготове и саблями наголо. Их было, наверное, не меньше сотни, и среди них я распознал по алому плащу английского офицера и даже узнал форму — он был из нортумберлендских стрелков.

Я вскочил на ноги, размахивая моим импровизированным белым флагом, направился к английскому офицеру и доложил ему, стоя под дюжиной винтовок, нацеленных на меня, по какому поводу я прибыл во вражеский стан.

Он молча выслушал меня, подошел к Монхите, помог ей вылезти из челнока на берег. Я хотел последовать за ними дальше, но чья-то тяжелая рука стиснула мое плечо. Я обернулся — и узнал известного нам по описаниям полковника Дубильную Бочку…

Я узнал его мгновенно. Он стоял, опираясь на толстую трость, его мощные ноги были обмотаны тряпками. За его красным кожаным поясом торчали нож, пистолет, патронные мешочки и кисет — как оказалось потом — с чесноком и ломтиками хлеба. На шее у него висела связочка сухарей, словно четки, нанизанные на шнурок.

— Сейчас вы прежде всего мой пленник! — прорычал он. — А дальше посмотрим!

— Я пришел как парламентер! — запротестовал я. Полковник Сарачо засмеялся с явным удовольствием.

— Тухлая рыба, — сказал он. — Пусть это черти дуют один другому в уши. Отдайте саблю!

Я еще помедлил, прикинув расстояние до лодки. Но прежде чем я успел принять решение, английский офицер повернулся ко мне и нетерпеливо проговорил:

— Ваш командир посылает нам странные подарки. Девушка покончила с собой. Она уже мертва, насколько я понимаю…

— Мертва? — вскричал я и бросился к лодке, но Сарачо Дубильная Бочка отшвырнул меня, сбив с ног, затем нагнулся над Монхитой и осветил ее лицо фонарем.

— Точно, капитан. Мертва… — каркнул он. — Что нам теперь с ней делать? Вы что, французский щенок, привезли ее нам для отпевания?

Я молчал, совсем растерявшись, а он вдруг издал странный, видимо удивленный возглас, похожий на гневное ворчание большой кошки.

И сразу выпрямился, долго, испытующе глядя на меня. И совсем другим, почти потрясенным голосом выговорил: