Схватка за Рим - [19]

«Необходимо тотчас спровадить их», – подумал про себя Цетег.

– Мы вновь вызвали ко двору нашу прекрасную сестру Матасунту. Она была изгнана в Тарент за то, что отказалась выйти за престарелого римлянина. Теперь она должна возвратиться, – этот лучший цветок нашего народа – и украсить собой наш двор.

– Это невозможно! – вскричала Амаласунта. – Ты нарушаешь права не только королевы, но и матери.

– Я – глава семейства, – ответил король.

– Но неужели ты думаешь, сын мой, что готские военачальники признают тебя совершеннолетним?

Король покраснел, но прежде чем успел ответить, раздался суровый голос подле него:

– Не беспокойся об этом, королева. Я учил его владеть оружием и говорю тебе: он может помериться с любым врагом, а о ком старый Гильдебранд говорит так, того и все готы признают способным.

Громкие крики одобрения готов подтвердили слова старика. Цетег видел, как все его планы рушатся, он сознавал, что необходимо во что бы то ни стало поддержать власть регентши, не допустить, чтобы Аталарих стал самостоятелен. Но прежде чем он решил вмешаться, король произнес:

– Префект Рима, Цетег!

Префект вздрогнул, но тотчас выступил вперед.

– Я здесь, мой король и повелитель, – ответил он.

– Не имеешь ли ты чего-либо важного сообщить нам из Рима? Каково настроение воинов там? Как относятся они к готам?

– Они уважают их, как народ Теодориха.

– Нет ли каких-либо оснований опасаться за спокойствие в городе? – продолжал допрашивать король.

– Нет, ничего, – ответил Цетег.

– В таком случае ты плохо знаком с настроением Рима или злоумышляешь. Неужели я должен сообщить тебе, что делается во вверенном тебе городе? Рабочие на твоих укреплениях поют насмешливые песни о готах, обо мне. Твои воины во время военных упражнений произносят угрожающие речи. По всей вероятности образовался широкий заговор, во главе которого стоят сенаторы, духовенство. Они собираются по ночам в неизвестных местах. Соучастник Боэция, изгнанный из Рима Альбин снова там, и скрывается… знаешь ли где? В саду твоего дома.

Глаза всех устремились на Цетега – одни в изумлении, другие с гневом, иные со страхом. Амаласунта дрожала за своего поверенного. Он один остался совершенно спокоен. Молча, холодно смотрел он в глаза королю.

– Защищайся же! – закричал ему король.

– Защищаться? Против пустой сплетни? Никогда.

– Тебя сумеют принудить.

Префект презрительно сжал губы.

– Принудить? – повторил он. – Меня можно убить по подозрению. Конечно, мы, римляне, уже знаем это по опыту. Но оправдываться я не стану: защита имеет значение лишь там, где действует закон, а не сила.

– Не беспокойся, с тобой будет поступлено по закону. Выбирай себе защитника.

– Я сям буду защищать себя, – ответил префект. – Кто обвиняет меня?

– Я, – ответил голос, и вперед выступил Теин. – Я, Тейя, сын Тагила, обвиняю тебя, Цетега, в измене государству готов. Я обвиняю тебя в том, что ты скрываешь в своем доме изменника Альбина, и наконец в том; что ты хочешь предать Италию в руки византийцев.

– О нет, – ответил Цетег, – этого я не хочу. Докажи свои обвинения.

– Две недели назад я сам видел, как Альбин, закутанный в плащ, входил в твой сад. Я уже раньше два раза видел его по ночам, но не узнал. А на этот раз хорошо узнал его, хотя и не успел захватить.

– С каких это пор граф Тейя, комендант войска, исполняет по ночам обязанности шпиона? – с насмешкой спросил Цетег.

– С тех пор, как ему пришлось иметь дело с Цетегом, – спокойно ответил Тейя и затем продолжал, обращаясь к королю. – Хотя Альбину и удалось убежать, но он выронил вот этот список. Возьми его.

И он подал королю свиток. Тот просмотрел его.

– Это список имен знатнейших римлян. Против некоторых сделаны заметки, но условным шрифтом. Возьми, Кассиодор, разбери их. Ну, а ты, Цетег, признаешь ли теперь себя виновным? Нет? Во всяком случае, обвинение очень основательно. Ты, граф Витихис, сейчас отправишься в Рим, арестуешь означенных в этом списке лиц и произведешь тщательный обыск в их домах, и в доме префекта также. А ты, Гильдебранд, арестуешь префекта, возьми у него оружие.

– Нет, – вскричал префект. – Я сенатор Рима и потому имею право, внеся залог, остаться свободным до окончания дела. Я ручаюсь всем своим состоянием, что не сделаю шагу из Равенны за это время.

– О король, – умоляюще обратился к нему Гильдебранд, – не слушай его! Позволь мне задержать его!

– Нет, – ответил король. – С ним должно быть поступлено по закону, без всякого насилия. Пусть идет. Ведь ему надо подготовиться к защите: обвинение было неожиданным. Завтра в этот час мы сойдемся для суда.

Глава VII

Нет сомнения, – говорил час спустя Кассиодор, сидя в комнате Рустицианы, – нет сомнения, что Аталарих – весьма опасный противник, он вполне принадлежит готской партии Гильдебранда и его друзей. Он погубит префекта. И кто бы мог подумать это! Не таким он был во время процесса твоего мужа, Рустициана!

Камилла насторожила внимание.

– Во время процесса моего мужа? Что же он делал тогда? – спросила вдова.

– Как? Разве ты не знаешь? Когда Теодорих присудил Боэция и сыновей его к казни, мы все – я, Амаласунта и другие друзья его – все мы умоляли короля о помиловании и не отступали до тех пор, пока он наконец не рассердился и поклялся своей короной, что засадит в самую мрачную темницу того, кто осмелится еще хоть слово сказать о Боэции. Что же было нам делать? – Мы замолчали. Да, все мы, взрослые мужи, испугались, только этот – тогда еще совсем ребенок – Аталарих не испугался: он бросился к ногам разгневанного деда и плакал, и продолжал умолять его пощадить его друзей. Теодорих исполнил угрозу: позвал стражу и велел засадить внука в подземелье замка, а Боэция тотчас казнить. Целый день мальчик просидел в тюрьме. Наступил вечер. Король сел ужинать и не выдержал: подле него не было его любимца-внука. Он вспомнил, с каким благородным мужеством этот мальчик отстаивал своих друзей, забывая о себе. Долго сидел он, задумавшись, над своей чашей с вином. Наконец, решительно отодвинул ее, встал, сам спустился в подземелье, открыл дверь темницы, обнял внука и по его просьбе пощадил жизнь твоих сыновей, Рустициана.