Схватка спецслужб, или Где решаются судьбы мира - [70]

Кавторанг понял, что рюмка водки не отключит его мысли, не очистит сознание от нагромождения занятных вариаций. И потом, все чаще на первый план выходило осознание жалости к этому господину Ричарду, потерявшему под завершение жизни любимую, трепетно оберегаемую им женщину. Но жалость в арсенале чувств сотрудников Архимандритова не предусматривалась никогда; и осознание этого еще больше злило и будоражило Ивана. Он, не могущий дать волю чувствам, превращался в робота, служившего Сатане. А разве могло быть иначе?

Кроме многочисленных папок и фотографий Румянцеву была предоставлена пленка, заснятая кем-то из оперативного подразделения босса, в котором в качестве ведущего референта служил и кавторанг Румянцов. Он не раз и сам снимал сцены из личной жизни «объекта», становящиеся в нужный момент либо компроматом, либо материалом для психологической оценки.

Благодаря «кино» он понял, через какие страдания проходит вдовец Ричард Дэйв, загоняя себя в патовую ситуацию. Тянулись долгие месяцы одиночества, а этот сверхбогатый, вполне респектабельный, холеный и физически крепкий мужчина не желал окунаться в мир людей, в мир праздных искушений, удачно проведенных сделок и, конечно же, соблазнительно прекрасных женщин. Создавалось впечатление, что никакие сильные чувства, кроме чувства сожаления о погибшей в автокатастрофе жене, не посещают его сердце.

Пленка свидетельствовала, как Ричард, оставаясь наедине, поднимается в спальню и, обставляя все вокруг фотографиями потерянной супруги, подолгу грустит. Не знали об этом ни родственники, ни друзья, замечавшие, однако, как иногда по нескольку дней кряду Ричард находится в трансе. Что вызывало некоторое беспокойство, но все списывалось на одиночество, на возраст и недомогание. Внучка, вызвавшая некоторый всплеск эмоций, жила с родителями в далекой и неведомой России.

И тогда кавторанг выработал коварный и циничный план. Никаких сантиментов, никакой жалости и мягкосердечия! Он — маленький удачливый винтик в государственной системе; служивый, обласканный всесильным Архимандритовым, и нет на свете ничего главнее, чем приказы патрона.

Арсений Алексеевич, ожидавший услышать от референта план действий, собрал в своем кабинете совещание, на котором присутствовали всего трое; третьим был генерал армии Исай Львович Гейер-Генерозов, правая рука Архимандритова по внешнеполитическому планированию и акциям; друг его темной молодости, уцелевший в горниле революции и репрессий благодаря покровительству ставшего всесильным кореша. Когда молодой Арсений попал на службу в Секретариат товарища Сталина, его старший друг Исай оказался незаменимым помощником в осуществлении многих гнусных авантюр.

Иван доложил, что для изъятия камня, во-первых, нужно подобрать женщину, внешне очень схожую с Хэлен; сказав при этом, что понимает, что подобный вариант здесь наверняка уже рассматривался. И не ошибся. С двойниками в этой конторе проблем не было; если реальные двойники не находились, их делали с помощью всевозможных пластических и косметических операций и грима, а иногда и… выращивали искусственно… Папа Сеня — великий Маг, как такому не служить верой и правдой?! Лишь немногим он приоткрывал свою внутреннюю сущность, немногим дозволял понять суть дьявольской своей души.

В плане Румянцова с Хэлен-2, забирающей у «супруга» алмаз, многое строилось на мистике, что, конечно же, понравилось Архимандритову, не выказавшему, впрочем, особого восхищения или одобрения. «Сам придумал — сам делай, сам отвечай» — девиз, под которым работали сотрудники аппарата Папы Сени, особенно доверенные, приближенные.

И Румянцов, получивший «добро», отправился на поиски подходящей женщины. Но не куда-нибудь по свету, а в свое же ведомство, в специальный отряд, где проходили спецподготовку молодые особы. Рожденные и выращенные по особому плану, для особых целей…

* * *

На перегоне между станциями «Волковстрой-3» и «Хола» одна железнодорожная ветка, ведущая в тупик, вдруг ответвляется влево от колеи, следуя строго на северо-запад. Прежде чем достичь этого поворота, направляющийся в Хибины поезд идет среди поросших карликовыми березками и хвойным стлаником сопок, заснеженных покатых склонов. Еще пару месяцев назад, в августе или сентябре, здесь, на неказистых прогалинах, рассыпанным бисером блестели бы оранжевые капли морошки, тусклосиние бусины голубики; в этих местах по осени местное население собирает огромное количество разнообразных грибов, набивая не корзины и рюкзаки, а большущие мешки, называемые по-тутошнему подматрасниками.

По этому участку пути несколько раз в неделю проходит недлинный, из четырех-пяти вагонов, состав, из тех, что относятся к ремонтно-строительному главку железнодорожного ведомства. Внешне вагоны выглядят неприглядно, кое-где даже измазаны мазутом, со вмятинами и глубокими царапинами, но из имеющихся вагонов два внутри обустроены и облагорожены приглушающими шаги и звуки коврами, в салонах-купе имеются ни много ни мало хрустальные люстры и богатые сервизы. Здесь пассажирам подаются великолепные закуски на завтрак, в их распоряжении сытный обед и изысканный ужин, все достойно лучших ресторанов мировых столиц.