Схватка спецслужб, или Где решаются судьбы мира - [48]

Вот этот уникальный документ стал достоянием не только руководства ТОДТ, но и ОКБ. Об этом заминированном сооружении был уведомлен командующий 17-й армии генерал инженерных войск Енекке. Которого впоследствии обвинили в неумении командовать войсками при ведении боев против Красной армии. На самом деле, суть обвинения крылась в том, что немецкий генерал узнал не только о существовании чертежа подземных сооружений на Горном ключе, но и узнал тайну напичканного драгоценностями холма. И кому-то в ТОДТ очень и очень не хотелось высылать этот имевшийся в единственном экземпляре чертеж генералу в Крым.

Немалая часть этих документов, а также иные свидетельства о жизни и тайных княжеских манипуляциях, в том числе и сведения о годах пребывания того в Брисбене, оказались в руках Архимандритова.

Изучив все, Румянцов пришел к выводу, что эта тайна, погребенная в Горном ключе, имеет свой ключ — то ли монограмму, то ли шифр из геометрических фигур, то ли еще что… Но в том, что ему придется участвовать в разгадке этой тайны, Румянцов не сомневался. Пока что его мозг накапливал информацию и сопоставлял разные факты; он жил, летал по свету, решал какие-то важные дела и попутно размышлял над многими секретами, заботливо подсунутыми ему всемогущим Папой Сеней.

Не сразу вырисовалась картина, в которой особое место занимал князь Владислав Щербатов, ставший в 1917 году, еще в раннем детстве иным человеком, записанным в новые метрики как сын селянки Григорий Грузинов, и тем самым спасенный от злой судьбины, предусмотренной для таких, как он, пришедшими к власти большевиками.

Как, почему прямой наследник князя Щербатова и графини Ростопчиной поселился на Горном ключе? Какими сведениями располагал? Кто их мог ему передать? Или, может, это наследственное генетическое чувство принуждало его охранять оставленное отцом состояние… Небогато жила семья советского лесника Грузинова, небогато… И знать он правды не знал о пузатых князьях, кровопийцах-магнатах и царишке-Николашке… а поди ты, поселился там, куда его кликала кровь, куда звали гены… Все уничтожали партийцы, а голос генной памяти им вытравить не удалось.

Румянцов услышал легкое шуршание: рядом с ним, излучая улыбку на кукольном личике, стояла живая статуэтка, держа в руках золотой поднос с фруктами и соком. Он на вилле, в Сиднее, думается, среди друзей, пока еще по кровительствующих ему… Звучит ее непременное «плиз, сэр», его полушепот «сэнкью, Джулия»… и, нехотя группируясь и отключая болезненно-сладкие грезы о божественном Крыме и его нераскрытых тайнах, Иван уловил уплывающую в подсознание мысль, что прежде чем ему удастся расшифровать и подобрать ключ к разгадке Горного ключа, он раскроет другую тайну — тайну камня, прозванного «Кавалергардским» алмазом.

Глава 19

В послеобеденное время Иван Михайлович Румянцев взял в гараже хозяина виллы выделенную ему машину. У него с утра было такое чувство, словно недавно за ним кем-то из недругов установлена слежка. Ему никак не удавалось избавиться от этого гнетущего ощущения, делающего его отчасти осторожным, отчасти неуклюжим в этой всеобщей атмосфере расслабленности и мечтательного покоя.

Он ездил по городу, однако ничего подозрительного не наблюдалось. В какой-то момент Румянцов захотел пить и остановился возле зазывно распахнутых дверей какого-то местного бара на тихой прибрежной улочке. Припарковав машину, он обратил внимание на расположенное рядом с баром другое подобное заведение, но уже с кегельбаном и прошел туда. Сев за столик и заказав два стакана сока со льдом, Иван почти не удивился внезапному предложению метрдотеля подойти к телефону. Словно так и должно было произойти.

Звонившим оказался доктор Фрэйзер; не поясняя, откуда он знает, где сейчас находится его гость, он пригласил Ивана отужинать в ресторане «Лаваль».

В назначенное время они встретились в холле престижной гостиницы, построенной и открытой незадолго до Второй мировой войны неким французом Жан-Полем Лавалем, чье имя она и получила. Мужчины прошли в уютный меблированный зал. Вокруг сияли свечи, их отблески отражались в ножах и вилках; в перстнях и драгоценностях вспыхивали трепетные огоньки; глаза дам заволакивало очаровательное мерцание. Но Иван перестал чувствовать легкость, сопровождавшую его последние дни, пока он находился в Сиднее.

Не испытывая ощутимого голода, они сделали заказ. Официант принес дары моря и чудесное белое вино. Звучала спокойная, умиротворяющая музыка, напоминающая шум прибоя. Найк Фрэйзер предупредил, что ожидает еще гостей. А вскоре к ним присоединились двое респектабельных мужчин, представленные Ивану Михайловичу как банкиры. Одного из них легко можно было принять за европейца, тогда как происхождение второго выдавала латиноамериканская внешность. Они говорили о ничего не значащих обычных вещах, имеющих отношение к финансам, мировым политическим новостям, и лишь изредка переходили на личности. Разговор продолжался, не напрягая никого и не раздражая. В какую-то минуту Румянцов почувствовал, как сильно он устал за день, пребывая в нервном напряжении. Даже не расслышав вопроса, он стал отвечать, думая о чем-то своем…