Схватка с Оборотнем - [25]

— Интересно, кто по национальности этот резидент?

— Поймаем — узнаем, — ответил полковник.

Так за разговорами не заметили, как въехали в небольшой зеленый городок.

В больнице их уже ждали. Главврач, невысокий, молодой, поздоровался со всеми, назвал себя и сразу же предложил провести в палату, где лежит Мехошин.

— Одну минуту… — попросил полковник. — Как он?

— Жить будет, — сказал главврач. — Операция сложная, но организм здоровый, молодой, кое-что восстановит. Думаю, будет жить и работать.

Они шли тихими коридорами. Больные уже спали, только дежурные сестры бесшумными белыми тенями входили и выходили из палат.

— А как тот? — спросил Скворецкий.

— Второй? — Врач приостановился. — У того дела очень неопределенные. Пока ничего не знаем. С памятью, конечно, процесс затянется. Но этого мало. Сейчас мы даже не можем знать, выживет ли он.

— Надо, чтобы выжил.

— Видите ли, его надо в специальную лечебницу.

— Завтра его перевезут, — сказал полковник. — Но за Мехошина вы ручаетесь?

— За Мехошина ручаюсь.

Когда они вошли в небольшой бокс, Мехошин приподнялся на кровати. На бледном узком лице появилась улыбка, глаза оживились. Сестра подсунула ему под спину подушку, чтобы ему было удобнее разговаривать с товарищами.

— Как самочувствие, герой? — спросил полковник после того, как врач и сестра ушли, предупредив, что разговор не должен продолжаться больше пятнадцати минут.

— Ничего, товарищ полковник, — ответил Мехошин, — скучно только.

— Боли бывают? — спросил Луганов.

— Редко. Вы уж извините, товарищ майор, что так все вышло…

— Все правильно вышло, — сказал Луганов, — ты не имел права его упускать, ты и не упустил.

— Понимаете, в чем дело, товарищи, — заговорил Мехошин, торопясь выложить то, что так долго в нем кипело, — когда он в вагоне был, я старался ему на глаза не попадаться. Но, конечно, учитывал, что глаз у него зоркий и что он меня, как и всех вокруг, на заметку взял. Но когда он выпрыгнул, тут я немного дал маху… В лесу я все рассчитал как будто правильно. И направление, куда он пойдет, и скорость. Но вот не успел принять точного решения: сразу буду брать или дойду с ним до первого населенного пункта. Словом, сплоховал… Это и подвело. Он меня услышал раньше, чем я его. Он и решение раньше принял. Когда я услышал шорох и оглянулся, он был уже близко. Он спросил: «Тебе дать закурить?» Мне бы сразу: «Руки вверх!» — и обыскать его. А я взял сигарету, он и воспользовался…

Тут мне объяснили, что подняться, бежать за ним и ударить его я мог только сгоряча. Но я не то чтоб очень был зол, нет, только чувствовал, что не выполню приказ, если уйдет, я и кинулся за ним… — Он улыбнулся бледным ртом. — Догнал все-таки.

— В основном все было правильно, — сказал полковник. — Молодец, лейтенант.

Бледные щеки Мехошина покраснели.

— Спасибо, товарищ полковник. Я тут лежу, мучаюсь, думаю, как там в управлении решат.

— В управлении решили, что лейтенант Мехошин в трудных условиях выполнил свой долг.

— Пора, товарищи, — сказала медсестра, появляясь в дверях.

Все пожали руку Мехошину, полковник положил в тумбочку привезенные для него сладости — товарищи сказали, что Мехошин любит конфеты, — и прошли в ординаторскую, где их ждали главврач и Валерка.

Полковник отвел главврача в сторону, о чем-то поговорил с ним, и через минуту тот, взяв за руку Валерку, ушел.

Ждать их возвращения пришлось недолго. Минут через десять главврач и Валерка вошли в ординаторскую.

Скворецкий отвел мальчика в сторону и о чем-то спросил его. Валерка отрицательно покачал головой и что-то сказал. Ответ его огорчил полковника, он нахмурился, но тут же улыбнулся мальчику, пожал руку главврачу, и скоро все они сидели в машине, уносящей их в сторону Крайска.

Когда Валерка и шофер занялись разговором, полковник негромко сказал:

— Все время мучила меня мысль. Я вам ее высказывал… Нет ли прямой связи между убийствами Рогачева, Димы Голубева и резидентом. То есть не является ли полковник Соколов резидентом. Сегодня специально для этого захватил мальчика. Попросил главврача показать ему Длинного. Тот лежит в боксе и пока не приходит в сознание. Валерка был введен в бокс, долго приглядывался, но в Длинном никого из знакомых не узнал. Я ему, конечно, не говорил, кого именно он должен узнать. Так что по-прежнему мы перед двумя задачами: надо обнаружить и взять обоих — власовца и резидента.

* * *

Майора Луганова беспокоил Варюхин. Всю неделю до пятницы Варюхин развивал многообразную деятельность: ездил по друзьям, играл в преферанс в нескольких компаниях, уезжал за город будто бы по служебным делам, которые при выяснении оказывались совсем не служебными, и чаще всего это происходило в рабочее время. Часам к девяти Варюхин возвращался домой. Круг его знакомств был чрезвычайно велик. Чем больше собиралось сведений о Варюхине, тем больше интересовала Луганова одна особенность этого человека: он был разговорчив, любил приложиться к бутылке, общительность его не знала предела, и тем не менее, как выяснилось, почти никто из его знакомых не мог припомнить никаких подробностей из его биографии. Видимо, Варюхин был из тех, кто следовал правилу, что язык нам дан не для того, чтоб раскрывать свои мысли, а для того, чтобы скрывать их. Никаких компрометирующих сведений о Варюхине у майора не было. Из Центра новых подробностей о пребывании Варюхина в плену в Югославии не пришло. В темные дела Варюхин, кажется, замешан не был. Однако, несмотря на семью, несмотря на не слишком большую зарплату, деньги Варюхин имел. Может быть, деньги давал преферанс, но там играли по маленькой, а у Варюхина водились суммы покрупнее. Это настораживало и заставляло Луганова выискивать источники этих сумм.