Схватка не на жизнь - [15]

Шрифт
Интервал

Когда начало смеркаться, в Царицын отправилась дрезина.

Вместе с двумя путейными рабочими на дрезину взобрался и Никифоров. Не прошло часа, как он вновь оказался на царицынском вокзале, в сутолоке отъезжающих в Ростов пассажиров. Мятые, потные люди брали вагоны приступом, забрасывая в окна узлы, баулы, чемоданы.

«Эвакуация?» — перепугался Никифоров.

Что-что, а смена власти его ничуть не устраивала. Ведь на Кавказскую армию барона Никифоров сделал ставку, очень рассчитывая выдвинуться в жизни.

«Спекулянты всякие драпают. Поближе к морю, подальше от фронта», — решил Никифоров, нырнул под вагон и перебежал рельсовые пути, сократив таким образом дорогу и сэкономив время.

Он шел, то и дело оглядываясь, опасаясь каждого, кто двигался той же, что и он, дорогой. Но никто не был похож на приставленного следить за ним, и Никифоров успокоенно вновь засвистел себе под нос.

На Бутырской площади он юркнул в подъезд с табличкой на двери:

«Внутренние болезни. Доктор Бауман. Прием с 4 до 8».

В квартире врача еще в дореволюционные годы был установлен телефонный аппарат — это Никифоров знал наверняка, так как кухарка Наталья некоторое время считалась его невестой.

Он поднялся на второй этаж, подергал ручку звонка и, когда дверь открыла бывшая невеста, сказал:

— Привет! Давно не виделись.

— Господи! — всплеснула руками Наталья и отступила в квартиру.

— Я к тебе по делу. Позвонить от вас требуется. Хозяин дома?

— Та ни, — сказала Наталья, сложив руки на переднике. — В управу ушли. Отобедали и ушли.

Никифоров отстранил кухарку и прошел, в кабинет, где на стене висел деревянный «Эриксон». Покрутил ручку, снял трубку.

— Барышня, дайте контрразведку! — приглушенно сказал Никифоров и, оглянувшись на Наталью, сделал ей знак: дескать, не стой над душой, дай поговорить. Наталья послушно попятилась.

— Контрразведку! — требовательнее повторил он и подумал: «Сейчас доложу про все штабс-капитану — лишь бы он был на месте, и получу указания, что дальше делать. То-то обрадуется, когда про кисет расскажу!»

Наконец в трубке раздался приглушенный голос:

— Контрразведка на проводе.

— Эрлиха мне! Штабс-капитана Эрлиха! — уже не боясь, что его слышит Наталья, закричал Никифоров.

— Сейчас соединю, — сказали на другом конце провода.

В трубке послышался щелчок, какие-то шумы, и у Никифорова сдавило дыхание, как это бывало всегда при встрече со строгим штабс-капитаном.

— Да! — сказали в трубке.

Это был Эрлих, господин штабс-капитан Эрлих. Его голос, даже измененный телефоном, Никифоров распознал бы среди сотни других голосов.

— Никифоров говорит! — перешел он на сдавленный шепот и для верности повторил: — Никифоров я!

— Слушаю! — ответил Эрлих.

— Значит, так! Встретиться надо! Они меня в Реввоенсовет послали, с донесением. А я, выходит, обратно.

— Не спешите! — приказал штабс-капитан. — Объясняйте толком.

— Недосуг сейчас! Да и не могу по телефону! Лучше лично все доложу! Одно скажу — через фронт мне велено пробраться, да не одному, а с донесением, которое в кисете! Сам Шалагин из ревкома указание дал! Вы только скажите, как кисет с большевистской шифровкой вам передать и что мне дальше делать!

— Где вы сейчас? — перебил Эрлих.

— Тут, у Натальи, — ответил Никифоров и, чертыхнувшись, поправился: — В городе. В самом центре, на Бутырской.

— Ступайте немедленно домой, — приказал штабс-капитан. — Я пришлю за кисетом. Отдадите донесение, а сами из дому ни шагу. Для всех из ревкома вас сейчас в Царицыне нет! Зарубите это себе крепко!

— Слуш…

В трубке послышался треск: Эрлих прекратил разговор.

— Эх, жизнь-житуха! — вздохнул Никифоров: — Ты, можно сказать, со всей душой, а тебя в ответ облаивают, будто ты шавка какая. Старайся потом, спеши…

Он провел рукой по лицу, зачем-то дернул себя за мочку уха, скривился и шмыгнул носом, словно хотел пустить слезу, но раздумал.

— Может, чайку попьете? У меня ликер припрятан. Ух и сладкий! — робко предложила Наталья, ничуть не надеясь, что Никифоров в ответ кивнет головой и пройдет на кухню отведать ликеру. — Хозяин не скоро воз-вернется…

— Как-нибудь в другой раз. Сейчас недосуг, сама слышала.

И, даже не попрощавшись, вышел из квартиры, оставив Наталью в прихожей.

До дому теперь было уже близко — стоило лишь миновать сквер с запыленными тополями, пройти дворами к мостку через отдающую чуть ли не за версту зловоньем канаву и пробежать наискосок тихую улицу, сплошь застроенную лачугами.

Фонари не горели, хотя время было позднее, но Никифоров был этому даже рад. И еще он радовался безлюдной в комендантский час улице: попасться на глаза знакомым или соседям было не с руки. Провокатор не вынимал рук из карманов брюк, крепко зажав в ладони дорогой кисет.

«Сдам большевистскую писульку — по ней господин Эрлих с поручиком сразу на предревкома выйдут и еще, быть может, на кого поглавнее, — и спать завалюсь. Вначале надо запереть дом на замок, а самому в окно влезть. Придет кто кроме Эрлиха или поручика — решит, что никого нема, что хозяин — я, значит, — в маршруте. Главное, как наказал штабс-капитан, носа во двор не казать. День, не меньше, придется отсиживаться…»

Он вспомнил о предложенном бывшей невестой ликере и облизнул высохшие губы.


Еще от автора Юрий Иванович Мишаткин
Соловушка НКВД

В новой книге волгоградского писателя повествование о закордонной деятельности перед Отечественной войной агентов ОГПУ-НКВД певицы Н. Плевицкой и ее мужа, белого генерала, судебных процессах, казнях главных чекистов страны Ягоды, Ежова, Берии, Абакумова, Меркулова, невыдуманные рассказы. Автор — лауреат Всероссийской литературной премии «Сталинград», победитель Всесоюзного конкурса произведений о сотрудниках государственной безопасности, отличник МВД, награжден Крестом Министерства юстиции, медалью КГБ СССР.


Особо опасны при задержании [Приключенческие повести]

Герой повестей чекист Николай Магура знаком читателям по книге Ю. Мишаткина «Схватка не на жизнь», вышедшей в нашем издательстве в 1977 году.В новой книге читатель встретится с молодым Магурой, который в 1918 г. организует поездку бригады артистов на фронт под Царицыном.Вторая повесть — о борьбе майора государственной безопасности Магуры с агентами абвера, заброшенными для диверсионной работы в районы Сталинградской области накануне великой битвы на Волге.Для старшего школьного возраста.


Рекомендуем почитать
Пётр Рябинкин

Аннотация издательства: В однотомник Вадима Кожевникова вошли повести «Степан Буков», «Петр Рябинкин» и «Сидор Цыплаков». Советский человек, его психология, характер, его мировоззрение — основная тема настоящей книги. Один из героев повести, Рябинкин, бывший фронтовик, говорит; «Фронт — школа для солдата, но хороший солдат получится только из хорошего человека». Вот о таких хороших солдатах, о простых рабочих парнях и пишет В. Кожевников. В книге освещаются также важные, всегда волнующие проблемы любви, товарищества и морали.


Смертник Восточного фронта. 1945. Агония III Рейха

В конце Второй мировой Гитлер поставил под ружье фактически все мужское население Германии, от подростков до стариков, — необученные, плохо вооруженные, смертельно испуганные, они были брошены на убой, под гусеницы советских танков. Одним из таких Todeskandidaten (смертников), призванных в Фольксштурм в последние месяцы войны, стал 43-летний фермер из Восточной Пруссии Пауль Борн. Он никогда не был правоверным нацистом, но ему пришлось с оружием в руках защищать гитлеровский режим, пройдя через все круги фронтового ада и мучительную Todeskampf (агонию) Третьего Рейха.3 января 1945 года его часть попала под сокрушительный удар Красной Армии и была смята, разгромлена и уничтожена за считаные дни.


Песня о теплом ветре

Борис Андрианович Егоров известен читателю по неоднократно переиздававшемуся роману-фельетону «Не проходите мимо», по юмористическим рассказам, по сатирической повести «Сюрприз в рыжем портфеле».На этот раз он выступает в новом жанре. «Песня о теплом ветре» — первое лирическое произведение автора. В ней рассказывается о комсомольцах, которые в 1939 году пятнадцатилетними подростками по призыву партии пошли в артиллерийские спецшколы, а потом воевали на фронтах Великой Отечественной войны.Эта книга о героизме, о патриотизме, о дружбе и о любви.Повествование ведется от лица героя — Александра Крылова, сначала слушателя спецшколы, а потом командира артиллерийской батареи.


Строки, написанные кровью

Весь мир потрясен решением боннского правительства прекратить за давностью лет преследование фашистских головорезов.Но пролитая кровь требует отмщения, ее не смоют никакие законы, «Зверства не забываются — палачей к ответу!»Суровый рассказ о войне вы услышите из уст паренька-солдата. И пусть порой наивным покажется повествование, помните одно — таким видел звериный оскал фашизма русский парень, прошедший через голод и мучения пяти немецких концлагерей и нашедший свое место и свое оружие в подпольном бою — разящее слово поэта.


Июнь-декабрь сорок первого

Аннотация издательства: Предыдущие книги Д. Ортенберга "Время не властно" и "Это останется навсегда" были с интересом встречены читателем. На сей раз это не портреты писателей, а целостный рассказ о сорок первом годе, ведущийся как бы сквозь призму центральной военной газеты "Красная звезда", главным редактором которой Д. Ортенберг был во время войны. Перечитывая подшивки "Красной звезды", автор вспоминает, как создавался тот или иной материал, как формировался редакционный коллектив, показывает напряженный драматизм событий и нарастающую мощь народа и армии.


Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Он вступил в войска СС в 15 лет, став самым молодым солдатом нового Рейха. Он охранял концлагеря и участвовал в оккупации Чехословакии, в Польском и Французском походах. Но что такое настоящая война, понял только в России, где сражался в составе танковой дивизии СС «Мертвая голова». Битва за Ленинград и Демянский «котел», контрудар под Харьковом и Курская дуга — Герберт Крафт прошел через самые кровавые побоища Восточного фронта, был стрелком, пулеметчиком, водителем, выполняя смертельно опасные задания, доставляя боеприпасы на передовую и вывозя из-под огня раненых, затем снова пулеметчиком, командиром пехотного отделения, разведчиком.