Схватка - [21]
— Сказал бы где поспать. Трое суток на ногах…
— Трудно пришлось?
— Все заставы и посты прошли хорошо. Только в одном месте едва не напоролись на засаду. Твои предупредили, чтоб обошел.
— Спать будешь у меня. Второй бункер битком набит — там «боевики», курьеры… Потом что-нибудь придумаем.
— А мои хлопцы? Тоже здесь?
— Тесно будет. Отправим их к адъютанту.
Дубровник поморщился.
— Все выгадуешь, друже Рен?
— Ты о чем?
— Хочешь на всякий случай меня без охраны оставить?
Такая откровенность поразила проводника. Он только головой крутнул:
— Отточили тебе зубы, Максим.
— Приходится остерегаться. В рейсах всякое бывает.
Дубровник укладывался спать основательно. Сунул маузер под подушку из красного ситца, еще один пистолет положил под матрац у бедра. Проверил автомат и поставил его у изголовья, подсумок с патронами и гранатами пристроил рядом. Рен молча наблюдал за этими приготовлениями.
— У тебя с нервами в порядке? — спросил.
Дубровник неожиданно признался:
— Не очень. Кстати, еще до меня к вам должен был прибыть наш человек, что с ним?
— Нормально. Учится в институте. О том, зачем прислали, молчит.
— У нее два варианта действий. Я тебе расскажу. Прежде встретиться с ней надобно.
— Сюда ей дорога заказана. Ни один человек сюда не должен приходить, кроме таких, как ты.
— А она и есть такая, как я. Курьер с особыми полномочиями. И если бы хотела — давно добралась бы до твоей берлоги. Но у нее не было задания нанести тебе визит — вот ты и потерял возможность познакомиться с очаровательной девушкой.
— Чертовщина какая-то, — вскинулся Рен. — Сопливых девчонок наделяют чрезвычайными правами, пускают их по курьерским тропам, которые мы сберегаем ценой своей крови…
— Тропу для себя она сама проложила. Легальную. Понятно?
— Ну, допустим.
— Не нукай, не запряг, — Дубровник тоже начал раздражаться. — А что касается сопливых девчонок… Знаешь, чья она воспитанница?
— И угадывать не буду.
— Напрасно. Романа Шухевича — вот чья. Советую как старый друг: смотри не ошибись в оценке этой «девочки». Но в одном ты прав: идти ей сюда незачем. Опасно. И не для тебя, — Дубровник презрительно хмыкнул, — а для нее — дорога длинная, трудная. Есть у тебя надежная зачепная хата?[30]
— Есть. Берегу для чрезвычайно важных обстоятельств.
— Считай, что они настали. Там я с нею и встречусь…
Он заснул сразу же, как только привалился к подушке.
Сон был неспокойный, напряженный: едва Рен звякнул пустыми мисками, Дубровник схватился за пистолет, спросонья пробормотал: «Живым не возьмете…» Рен озабоченно подумал: «Накрутит он у меня тут дел… С такими нервами только в рейсы и ходить…»
Он сел к столу, положил голову на руки. Свет керосиновой лампы-мигалки вырывал из темноты его лицо — крупное, с твердыми чертами, изрезанное глубокими морщинами. Рен прикидывал, какая связь может быть между появлением в его владениях Дубровника и дивчины из Польши, почему Максим отложил разговор о делах, ни слова не сказал о том, что давно обещано ему, Рену, об уходе за кордон.
Проводник накинул на плечи полушубок, прошел в бункер адъютанта Чуприны:
— Передай приказ Сороке. Пусть срочно выяснит все про Офелию: чем занималась в прошлом, с кем встречается сейчас, какую информацию собирает. Вместе с нею кто-то из наших живет? И про ту дивчину тоже все узнать… Да поторопи этого интеллигента — кишки из него вон, — наконец нашел на ком сорвать гнев проводник.
Выполняя приказ Рена, Сорока с помощью Оксаны собрал необходимые сведения. Прошлое Оксаны Таран, референт службы СБ, знал и раньше. Когда накопилось достаточно фактов, Сорока изложил их в донесениях проводнику краевого провода. Он не заботился о стиле, знал — проводника интересуют только строго проверенные данные, а за литературные красивости в таких серьезных делах он может крепко взгреть. Потому и получились донесения похожими на протокольную запись двух биографий. Вскоре ее читал Рен…
Оксана Таран. Родилась в 1925 году под Ужгородом в семье учителя. Отец, Трофим Денисович, бил активным деятелем местного отделения «Просвиты». Жена разделяла убеждения мужа и принимала участие в акциях, организованных «Просвитой». Кроме них, в «Просвиту» входили еще несколько местных учителей-украинцев, лавочник, дочь униатского священника, землемер. Руководителем был директор школы. Наиболее крупные мероприятия: выпуск рукописного журнала «Свитанок», бойкот лавочника-еврея — основного конкурента члена «Просвиты» — под лозунгом «украинцы покупают только у украинцев», устная пропаганда.
Во время событий 1939 года[31] относились к Советской власти откровенно враждебно, но активного сопротивления не оказывали — боялись. В годы оккупации абвер отнес местечко, где жила Оксана, к зоне, в которой карательные акции почти не осуществлялись[32]. Директор школы стал бургомистром. Он покровительствовал своим бывшим коллегам по «Просвите». Молодые из просвитовцев вступили в отряд «украинской вспомогательной полиции». К этому времени относится появление в местечке Марка Стрильця, известного вам под псевдо «Беркут». Он пришел вместе с четвертой южной группой ОУН — «легионом Роланд»
