Шутка костлявой девы - [43]

– Но мы же договорились! – в бешенстве ору я.

– Тихо, тихо. Чего разгулялся? Давай пять штук и встреча раз в неделю? Еще я уберегу тебя от других. Прекрасные условия, парень! Грех не согласиться!

Мне это совсем не нравится.

– Дай день на размышление, – цежу сквозь зубы и ухожу.

– Хорошо, до вечера думай. А пока гуляй, – говорит он и хлопает меня по заду.

Взгляд, полный ненависти. Смотрю на него в упор. Набираю в рот слюны и плюю. Капли пузырятся у него на рукаве и лопаются. Он должен был прийти в бешенство, но лишь скалится.

– Полегче, ведь я могу и передумать, – говорит он и улыбается так широко, что мне становится неприятно стоять с ним рядом.

Меня выпускают через двенадцать лет за примерное поведение.

Глава IV Большая Конюшенная

Как только я оказываюсь на свободе, забегаю в один из дворов и кричу что есть силы:

– М-и-р!

Этот возглас радости распугивает голубей и школьников, которые стоят и курят в сторонке. Скорее всего, вид бритоголового мужика их отпугивает, они группируются и выходят из двора, оставляя меня наедине с самим собой.

Двенадцать лет жизни в неволе… Мое проклятие, кажется, замедлилось: я ни разу не превратился ни в старика, ни в ребенка. Не стоило пытаться найти объяснения тому, что выше человеческого понимания. Откуда взялась эта «болезнь», я знал, но механизмы, регулирующие постоянный процесс изменения возраста, были неизвестны. И за двенадцать лет я не продвинулся ни на шаг к пониманию проблемы.

Все это не важно, самое главное – я выбрался! И нужно решать, что делать дальше. Моя тетка Вирджиния, после того как я ей позвонил, все же согласилась прийти и выслушать про «выгодное предложение», которым я заманил ее к себе в тюрьму. Всего за две тысячи в месяц она согласилась брать с моих квартирантов деньги и класть их на банковский счет, а оставшиеся деньги приносить мне. Также мы условились, что она будет приносить, помимо наличных, еще и сигареты с печеньем.

С тем гадом у нас тоже была определенная договоренность. После того, как я плюнул в него, он еще раз провел со мной беседу. Было совсем не легко соглашаться на предложенные условия, но лучшего выхода я не видел.

«Раз в месяц» – это было его окончательное решение, и «семь тысяч». Свыкнувшись с этой мыслью, я все же заключил с ним договор. Начальник свое слово держал, и никто, кроме него, меня и правда не трогал. Признаюсь, иногда он «жестил», но все можно стерпеть.

Двенадцать потраченных впустую лет… Что делать дальше? Перебираю возможные варианты. Наиболее интересным мне кажется уехать в путешествие, затеряться. Денег, скопленных от сдачи квартиры, хватит, чтобы беспрепятственно и особо ни в чем не нуждаясь, жить где угодно. Вероятно, окажись на моем месте любой другой человек, он бы выбрал спокойную жизнь в своем собственном доме недалеко от моря и постепенное восстановление прежней реальности. Но со смертью Киры моя жизнь была разрушена. Хотя… Мари! Мари! Не вариант… Возможно, она повторно вышла замуж: и родила ребенка, а теперь примерная мать семейства, и мне не стоит беспокоить ее своим присутствием. Не обязательно вторгаться в ее новую жизнь, можно просто выяснить через общих знакомых, как ее дела и что происходит.

В баре на Владимирской все по-другому. Он существует до сих пор, но стены выкрашены в ярко-фиолетовый цвет с желтыми пятнами краски. Мебель тоже другая: убогая и полуразрушенная. У некоторых стульев отсутствуют спинки. Только картины все те же, что и тогда. За стойкой другой бармен. Вероятность того, что я найду кого-либо из тех, кто посещал это место двенадцать лет назад, так малы, что лучше махнуть рукой и уйти прямо сейчас.

Но мне нечего терять, все, что можно было, я уже упустил.

– Добрый день, – обращаюсь я к человеку за стойкой. – Меня давно тут не было, очень давно…

Он даже бровью не ведет, протирает пыль и делает вид, что не замечает. Внутри пусто. Похоже, я их первый посетитель за сегодня. Не удивительно, в шесть вечера люди только выходят с работы. У меня же ее нет.

– Мне нужно узнать, не видели ли вы тут моих приятелей? – интересуюсь я и перегибаюсь через стойку.

Бармен говорит:

– Ты хоть пива закажи, тогда и поговорим.

Моя наглость его не заботит.

Не спорю, кладу на стол пару бумажек:

– Какое хорошее?

– Не мне решать, но возьми лучше «Василеостровское», если не хочешь быть очень пьян.

Это недобрый жест. Задача бармена споить человека, наливать ему чего-нибудь не очень сильного, а потом ставить один стакан за другим, пока тот не утратит способность нормально выражаться и соображать. В такой момент главное – дать счет и проследить за тем, чтобы он был оплачен. Нужно быть настороже, поэтому желания напиваться у меня нет.

– Так кто тебе там нужен? – басит он.

Перебираю в памяти имена.

– Крузенштерн, Мари или Эрнест, или… Они были когда-то поэтами, как сейчас – не знаю.

– Были? – удивляется бармен. – Да о них любому известно! По крайней мере, что касается Мари и Крузенштерна. Вот пара так пара! Правда, то было пару лет назад. Что там у них сейчас, не знаю. Его подружка, этого Крузенштерна, вообще куда-то пропала.

– А Эрнест? Что с ним?

– Честно говоря, даже не знаю, о ком ты… Хотя, постой, вроде как был один громкий поэт лет пять назад еще. Исколесил пол-России. Кажется, он потух. Не знаю, где его носит сейчас. Поговаривают, что помер, но мне не верится.