Шура. Париж 1924 – 1926 - [70]

– Скажи, дорогая, что за новости? – нетерпеливо поерзав, спросила Татьяна.

Шура, понимающе улыбнувшись, сказала:

– Катя и Нина с мамой.

– О, моя Катюша… – Татьяна, сжав губы, заплакала.

Маргарита протянула руку и успокаивающе погладила ее по волосам:

– Успокойся, дорогая, видишь, она с бабушкой… Разве могут быть новости чудеснее?

– Я так переживаю за своего ребенка, – пробормотала Татьяна.

Николай подошел к жене и обнял ее.

– Не плачь, Таня, не плачь, – сказал он. – Увидишь, скоро все они будут с нами. Давай дослушаем Шуру.

Таня погладила руку мужа и, вытерев слезы, сказала:

– Прости, Шура, дорогая, – я пыталась себя сдержать, чтобы не испортить твой день, но это очень тяжело.

– Я знаю, Таня, знаю. Поверь мне, я тоже беспокоюсь за Катю. Но пока что это самая радостная новость, которая у нас есть.

– Понимаю. Большое спасибо за то, что поделилась с нами. Не знаю, почему письмо Тиночки до нас не дошло. Наша связь с ней постоянно прерывается.

– Я тоже не сразу получила письмо.

– Как будто почтальон идет пешком! – возмутился Вова. – Когда письмо наконец доходит до адресата, оно уже теряет свою актуальность…

– Какие еще новости? – перебила его Маргарита.

– Тина подала прошение в американский Комитет помощи Ближнему Востоку, те связались с их отделением в Тбилиси. Оттуда поступила информация, что наша мама, Нина и Катя все еще в Кисловодске, вместе. Поверьте, если бы я знала, что вы не получили письмо, то поделилась бы с вами раньше. Если бы Паня мог задержаться, возможно, мы бы смогли помочь им покинуть Россию. Но формальности затянулись, и он больше не мог ждать.

– В этих адских условиях невозможно чего-то дождаться, – ворчливо прокомментировал Николай.

– Да, мы не можем винить в этом Паню. В любом случае он терпеливо ждал, пока Тина вышлет деньги. Но даже они не гарантируют разрешение на выезд для мамы.

– И что же ты придумала, Шура?

– Я познакомлюсь с нужным человеком на этой неделе, Коля.

– Ему можно доверять? Кто это?

– Я еще сама не знаю. Он был очень близок с большевиками.

– С большевиками? – удивленно переспросил Владимир. – То есть из большевистской тюрьмы нашу семью вытащит большевик? Это не опасно? Не навлечет на нас беду?

– Не волнуйся, Вова. Именно поэтому я веду себя очень осторожно. Этот человек помогал людям в похожей ситуации и раньше, а сейчас он в Париже. Сначала я поговорила с этими людьми.

– Насколько мы можем быть уверены в том, что они говорят правду?

– Они все похожи на нас. Их семьи, как и нашу, разбросало по свету. Им ни к чему было мне лгать.

– Дорогая, у большевиков огромное количество шпионов. И все они притворяются беглыми эмигрантами. Они среди нас, и их единственная задача – следить за нами. И выявлять наших родственников, оставшихся в России.

– Да, Шура, – согласился Николай. – Нам нужно быть очень осторожными. И вправду, есть такие люди, которые способны помочь нам. Но это также может оказаться ловушкой. Я также слышал, что агенты большевиков внедряются в круг друзей и близких, притворяются семейными людьми, чтобы завоевать доверие.

– Я сомневаюсь, что у них есть дети, – вмешалась Татьяна. – Они отправили тысячи невинных детей в приюты и приемные семьи. Дети для них, должно быть, просто пешки, помогающие выполнять грязную работу.

Чем больше Шура раздумывала над сказанным, тем больше нервничала.

– Вы правы, – согласилась она. – Возможно, мне не стоило возлагать на свой план такие надежды.

– Ты поступила абсолютно естественным образом, – попытался успокоить ее Владимир. – И в данной ситуации пока что никто не пострадал.

– Верно. Я пока никому ничего не сообщила, а все справки наводила под другим предлогом. Они не знают ни имен, ни адресов – ничего.

– Это очень хорошо, – облегченно выдохнул Николай. – Наша сестренка просто умница! Прости, дорогая, но, когда ты упомянула большевиков, я сразу подумал о худшем.

– И я, – согласился Владимир.

– Господа, – вмешалась Татьяна, – Шура уже давно не маленькая девочка. Она много лет прожила без вас, разве не так? Честно говоря, я удивлена, что вы сомневаетесь в ней.

– Мы ничуть в ней не сомневаемся, – отозвался ее муж. – Но как доверять большевикам и тем, кто с ними связан? Уж лучше пусть мы никогда не увидим ни нашу мать, ни нашу дочь, чем позволим советскому режиму похоронить их заживо.

– Не переживайте, – заверила их Шура. – Я была очень осторожна, а с этого момента стану еще осторожнее.

– Мы тебе верим, – сказал Николай, словно пытаясь отвлечь сестру от ее планов. – Дорогая, мы, твои братья, не смогли должным образом поддержать тебя в этой борьбе. Несмотря на это, ты пытаешься спасти и нашу мать, и нашу дочь, и нашу сестру. Давайте выпьем за ангельское сердце Шуры! И за ангельское сердце Тины, которая помогает нам из Стамбула! За них!

Снова раздался звон бокалов. Шура внезапно осознала, что, находясь рядом с братьями, больше не чувствует себя маленькой кисловодской девочкой. Годы, опутанные переживаниями и потерями, теперь сделали ее не младшей сестренкой, а другом. Вспомнив Кисловодск, она вспомнила и утреннюю встречу.

– Кстати… – сказала она. – Гайто передал вам всем привет.

– Газданов? – переспросил Владимир.