Шуаны, или Бретань в 1799 году - [48]

— Послушай, дорогой маркиз, — сказал он, — нам всем очень грустно видеть, что ты собираешься совершить невероятное безумство.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да знаешь ли ты, кто такая эта девица в действительности, откуда она явилась и какие у нее намерения относительно тебя?

— Дорогой мой Ответчик, между нами говоря, завтра утром каприз мой пройдет.

— А что, если эта тварь еще до утра предаст тебя?

— Я отвечу тебе, если ты скажешь мне, почему она уже не сделала этого? — шутливо заметил Монторан, приняв фатовской вид.

— Но, может быть, ты ей нравишься, и она не хочет выдавать тебя, пока у нее самой не пройдет каприз.

— Друг мой, посмотри на эту очаровательную девушку, приглядись к ее манерам и посмей сказать, что она не из высшего круга. Если бы она бросила на тебя благосклонный взгляд, разве ты в глубине души не почувствовал бы себя польщенным? Некая дама уже восстановила вас против нее. Но окажись после этого разговора, что она из тех погибших тварей, о которых говорили наши друзья, я убью ее...

— Неужели вы считаете Фуше таким глупцом, что он подошлет к вам уличную девку, — вмешалась г-жа дю Га. — Он соразмерил силу соблазна с вашими достоинствами. И если вы слепы, то у ваших друзей глаза должны быть открыты: мы обязаны оберегать вас.

— Послушайте, сударыня, — ответил Монторан, устремив на нее гневный взгляд, — не пытайтесь что-нибудь замыслить против этой девушки или ее конвоя, иначе вы не избегнете моей мести. Я хочу, чтобы мадмуазель оказывали величайшее уважение и обращались с нею, как с особой, мне близкой. Ведь мы, кажется, в родстве с фамилией де Верней.

Сопротивление, оказанное маркизу, произвело обычное действие, какое подобные препятствия оказывают на молодых людей. Хотя по видимости он весьма легкомысленно относился к мадмуазель де Верней и старался убедить себя и других, что его страсть — только каприз, все же гордость завлекла его очень далеко. Признавшись в своем чувстве к этой женщине, он считал теперь делом чести внушить почтение к ней. Переходя от одной группы к другой, он уверял всех, что эта незнакомка действительно мадмуазель де Верней, и видно было, что его задевать опасно. Тотчас все толки прекратились. Когда Монторан установил в зале некоторое согласие и удовлетворил все требования, он поспешно подошел к своей возлюбленной и тихо сказал:

— Эти люди похитили у меня минуту счастья.

— Я очень рада, что вы подле меня, — смеясь, ответила она. — Предупреждаю, что я весьма любопытна, поэтому не слишком тяготитесь моими вопросами. Прежде всего скажите, кто этот старик в зеленой суконной куртке?

— Это знаменитый майор Бриго, человек из Болота, соратник покойного Мерсье по прозвищу «Вандея»[22].

— А кто этот толстый краснощекий священник, который с ним разговаривает? Они, несомненно, говорят обо мне, — продолжала расспрашивать мадмуазель де Верней.

— Желаете узнать, что они говорят?

— Желаю? Конечно.

— Нет, я не могу сказать, — это оскорбительно для вас.

— Ах, так! Вы позволяете безнаказанно оскорблять меня в вашем доме? Прощайте, маркиз! Я не хочу больше оставаться здесь ни одной минуты. Меня и без того мучает совесть, что я обманываю бедных республиканцев, таких честных и доверчивых людей.

Она сделала несколько шагов к двери, маркиз последовал за ней.

— Дорогая Мари, выслушайте меня. Клянусь честью, я заставил прекратить злые речи о вас, даже не зная, правдивы они или нет. Однако положение таково, что я должен остерегаться каждой красивой женщины на своем пути: доброжелатели, имеющиеся у нас в парижских министерствах, дали нам знать, что Фуше хочет подослать ко мне какую-то уличную Юдифь, и моим лучшим друзьям дозволительно думать, что для честной женщины вы слишком красивы...

Говоря это, маркиз пристально смотрел в глаза мадмуазель де Верней. Она покраснела и не смогла сдержать слез.

— Я заслужила эти оскорбления, — сказала она. — Мне хотелось, чтобы вы были убеждены, что я — презренное создание, и все же любили бы меня... тогда я больше не сомневалась бы в вас. Я верила вам, когда вы обманывали меня, а вы не верите, когда я говорю правду! Итак, покончим на этом, сударь, — сказала она, сдвинув брови, и побледнела как полотно. — Прощайте!

И в порыве отчаяния она бросилась прочь из столовой.

— Мари, моя жизнь принадлежит вам, — тихо сказал ей маркиз.

Она остановилась и посмотрела на него.

— Нет, нет, — сказала она. — Я буду великодушна. Прощайте! Когда я последовала за вами сюда, я не думала ни о своем прошлом, ни о вашем будущем. Я была безумна.

— Как? Вы покидаете меня в ту минуту, когда я предлагаю вам свою жизнь?

— Вы делаете это в минуту страсти, желания...

— Без сожаления и навсегда, — сказал он.

Она вернулась. Чтобы скрыть ее волнение, маркиз продолжал начатый разговор:

— Толстяк, о котором вы меня спрашивали, опасный человек: это аббат Гюден, один из тех иезуитов, настолько упорных или преданных своему ордену, что они остались во Франции, несмотря на эдикт от тысяча семьсот шестьдесят третьего года, которым их изгнали из страны. Он зачинщик войны в этих краях и проповедник религиозной общины, называемой «Братство сердца господня». Он привык пользоваться религией как орудием борьбы, уверяет своих приверженцев, что они воскреснут, и своими проповедями умело разжигает их фанатизм. Как видите, надо пользоваться личными интересами каждого, чтобы достигнуть великой цели. В этом весь секрет политики.