Штурм - [10]

Здесь же присмотрелся я к начальнику штаба артиллерии корпуса майору М. А. Кацу. Это был стройный молодой человек с красивыми, выразительными глазами и вьющимися волосами, энергичный, жизнерадостный. Я спросил о нем Свиридова.

— Да, это герой, — ответил комкор, — настоящий одессит в самом лучшем смысле слова. Быстр и точен. Не растеряется в любой обстановке. — И тут же задал ему вопрос: — Товарищ Кац, через сколько времени может прибыть сюда дивизион «катюш»?

— Через полчаса.

— Вызывайте! — сказал Свиридов, поглядывая на часы.

Ровно через тридцать минут явился командир 408-го отдельного гвардейского минометного дивизиона, а спустя три минуты дивизион занял огневые позиции.

— Как вы определили время? — удивился я.

— Очень просто, — ответил Кац, — время обеденное, все бойцы возле кухонь. Сигнал тревоги — и дивизион на машинах. Расстояние в пятнадцать километров они проходят за двадцать — двадцать пять минут.

Поздно вечером, собираясь уезжать, я оказался свидетелем разговора начальника штаба с командиром корпуса.

— Зря вы, товарищ генерал, расхваливали наших артиллеристов. Стрельбицкий возьмет на заметку, а потом в другие корпуса их переведет, а то и к себе в штаб, — беспокоился тот.

— У Стрельбицкого в штабе хватает офицеров. Зачем ему зариться на наших? — возразил Свиридов.

— Да ведь Краснопевцев ушел на фронт, вот он и заберет свой бывший штаб туда, — не унимался начальник штаба.

Его слова оказались пророческими…

В последнюю очередь я побывал в 1-м гвардейском стрелковом корпусе, которым командовал генерал-майор И. И. Миссан. Высокий, пожилой, уже немного располневший украинец, он встретил меня с добродушной улыбкой. Полную противоположность ему как по характеру, так и по внешности представлял командующий артиллерией корпуса полковник А. И. Ионов, худой, нервный и вспыльчивый. Однако это различие в характерах не мешало установлению между ними хороших взаимоотношений. Командир корпуса знал, что Ионов надежный артиллерист, никогда не подведет в бою.

Вместе с Ионовым мы отправились на учебный полигон 24-й гвардейской дивизии. Эта дивизия несколько ранее других была выведена в резерв, и в частях усиленно занимались обучением молодого пополнения. На кургане стоял командир дивизии генерал-майор П. К. Кошевой, среднего роста, коренастый, необычайно подвижной, — любимец солдат.

— Чем занимаетесь? — поинтересовался я.

— Да вот у новичков-пополненцев ликвидируем танкобоязнь, — ответил он, лукаво улыбаясь, и, посмотрев на часы, сказал начальнику штаба: — Продолжайте занятие!

С кургана мы хорошо видели, как через траншеи, занятые пехотинцами, стреляя холостыми снарядами, переваливали танки.

Все шло хорошо. Танки «обкатали», как говорили командиры, одну роту и отошли. Пока они разворачивались и готовились к очередной «атаке», траншеи заняла другая рота.

— Двинулись, — тихо бросил кто-то, глядя на танки, грозно устремившиеся вперед.

— Посмотрим, как будут вести себя хлопцы, — отозвался комдив.

Когда первая машина, сотрясая землю и поднимая облака пыли, подходила к траншее, мы заметили, как перед самым танком поднялся во весь рост длинноногий боец и, нелепо размахивая руками, побежал в нашу сторону. За ним выскочили еще несколько человек. Обкатка сорвалась.

Мы с Кошевым поспешили к этой роте. Командир полка возмущенно кричал на длинноногого бойца, понуро стоявшего перед ним. Комдив подошел, хмуро сказал полковнику:

— Нечего его ругать. Разъяснить надо, что если бы это был немецкий танк, то он всю пулеметную очередь всадил бы бойцу в спину. — И затем обратился к солдату, положив ему руку на плечо: — Ну что, браток, перепугался?

— А как же не испугаться, когда окоп мелкий, а танк прямо на меня идет. Задавило бы, если б я не выскочил.

Молодое, безусое, с веснушками и вздернутым носом лицо солдата покрылось потом. Кошевой сделал знак танкисту и пригласил солдата:

— Пойдем, браток, посмотрим, чего же ты испугался. Покажи, как ты лежал в окопе.

Тут оказалось, что бойцы боятся ложиться на дно траншеи. Кошевой спрыгнул в окоп и лег рядом с солдатом. Танк взревел и направился точно на то место в окопе, где лежали комдив и боец. Под гусеницами осыпалась земля. Когда танк прошел траншею, комдив и солдат поднялись, отряхнулись.

— Жив? — с улыбкой спросил генерал солдата.

Тот, виноватый и счастливый, с благодарностью смотрел на Кошевого.

— И вовсе не боязно теперь. Спасибо.

— Ну вот, а ты боялся… Но черт-то и не так уж страшен… Иди и скажи это другим.

Комдив смотрел вслед уходящему солдату, довольный удачным уроком. Обращаясь к командиру полка, он, как бы между прочим, заметил:

— А вот теперь подходящее время предупредить новичков, что в бою такие проступки, как бегство с позиции, караются жестоко.

Занятия продолжались. Увидев, что окопы действительно мелкие, я спросил Кошевого:

— Почему не учите на окопах полного профиля?

Комдив хитро сощурил глаза и, посмеиваясь, сказал:

— В окопах полного профиля каждый дурень усидит, а в мелких лежать действительно страшновато. Вот сейчас я лежал в метровом окопе. Танк стал переваливать через него. Чувствую, на спину что-то легло, сердце так и екнуло. Это гусеница отвалила кусок чернозема. А часто ли в бою пехотинец будет пользоваться глубокими траншеями? Очень редко. Вот я и хочу приучить новичков не бояться танков в самых мелких окопах.