Штрафники Великой Отечественной - [128]

Герои спецслужб в нынешних фильмах только тем и занимаются, что арестовывают невинных людей, избивают заключенных, добывая нужные показания и творят много других «чудес». Но ведь известно и другое: фашистская разведка имела тысячи своих агентов в нашем тылу и в армейских частях. Кто же обезвреживал реальных диверсантов и шпионов?

Надо сказать, что образы штрафников в фильме получились яркими. Что ни герой, то личность. Например, Антип Глымов — бывший пахан. Правдивы батальные сцены, когда в бою погибает большая часть штрафного батальона. Да, их бросали на минные поля, посылали в атаки на неприступные позиции фашистских войск, с тем чтобы отвлечь внимание противника от направления главного удара. С трагической красивостью снята сцена расстрела заградительным отрядом бежавших с поля боя штрафников.

К сожалению, осталось не раскрытым в фильме одно существенное обстоятельство — вынужденная необходимость многих крутых мер командования в условиях первых месяцев войны, когда наши войска зачастую не могли сдержать натиск до зубов вооруженного врага. Фронтовики старших возрастов хранят в памяти те суровые дни и грозный сталинский приказ № 227, который за отступление без приказа предписывал расстреливать солдат и офицеров, для чего и создавались заградительные отряды. И тот кто попробовал бы нарушить сталинский приказ, сам приговаривался к расстрелу.

Вызывает сомнение кадр, посвященный солдату-самострелу, который ранил себя в ногу. Таких трусов, которые, спасая собственную шкуру, оставляли позиции, бросая своих боевых товарищей, командиры расстреливали на месте. А в «Штрафбате» к такому предателю пытаются вызвать сочувствие, его даже врач «прощает». Яркими стали эпизоды общения солдат батальона с местными жителями. В частности, любовная сцена снята весьма целомудренно — в отличие от многих других сериалов, где всякого рода «клубничке» открыта зеленая улица. Колоритны эпизоды карточной игры.

Таковы первые впечатления о незаурядном фильме, вышедшем на телеэкран в преддверии 60-летия нашей Победы в Великой Отечественной войне. Более обстоятельно его, наверное, оценят кинокритики.

Игорь Бельдинский, участник Великой Отечественной войны, «Парламентская газета», 2004, 7 октября.

*** 

Всякий пятый и десятый год масса военного кино на телевидении резко возрастает. Я очень боялся, что, учитывая нынешний дрейф к державности и имперскости, кино это будет в основном «генеральским»: появятся «Освобождение-2, -3... n+1», сиквелы «Блокад» и «Солдат свободы». Субтитрированные маршалы будут вышагивать перед картами с синими и красными стрелками, а товарищ Сталин, попыхивая изогнутым «Данхиллом» № 4, станет говорить, что солдата на фельдмаршала менять не собирается.

А это ведь так легко сейчас, когда то и дело выходят «исторические» и «документальные» телеисследования о том, например, как директор ЦРУ лично развалил Советский Союз, или о том, как Гитлер сделался на время неуязвимым, овладев «Копьем Судьбы»...

К счастью, пока, в канун очередного юбилея, кино о войне — сплошь «солдатское». И пока главный успех — «Штрафбат» Николая Досталя и Эдуарда Володарского.

Восторг и пренебрежение — вот полюса критики. Не могла не задеть картина войны с самой низкой точки съемки: не просто из окопа, а из окопа штрафника — обреченного куска пушечного мяса. Неожиданная откровенность разговоров, отчаянность людей, которых цинично бросают в прорывы на минные поля, добывание оружия и провианта у врага, пулеметы заградотряда за спиной — все это просто завораживало, не позволяло пропустить сцену, диалог, выражение лица, обрывок серого пейзажа. Сдавленные слова Серебрякова — комбата Твердохлебова, жутковатый говорок Степанова — бывшего «вора в законе» Глымова, рокот Назарова — отца Михаила, частушки, романсы и мат — все это единая, непрерывная песня тех, кого нет, песня на пятьсот двадцать пять минут. Это что касается восторга.

Пренебрежение — в том, что история изначально неправдоподобна. Не могли быть в одном подразделении уголовники и политические, не командовали штрафники штрафниками, не мог священник ходить, ползать и стрелять в облачении своем и т.д. и т.п. Понятно: пренебрегли и ушли. Если в достоверности промашка, ждать ли правды от характеров, ситуаций, мотивировок?!

Ну, ушли и ушли. К документам за правдой. Можно, конечно, страстно ответить, что на войне все могло быть, что война — такая штука, где гораздо больше случайностей, чем закономерностей. Можно вспомнить, что не только литературный Пьер Безухое разгуливал по Бородинскому полю в цилиндре и сюртуке, но и вполне исторический генерал сэр Томас Пиктон вообще почти всю свою жизнь провоевал в цивильном платье, пока не погиб при Ватерлоо. Можно, но не нужно.

Потому что дело совершенно в другом.

Одна из самых страшных вещей для человека — безвестность. Никто никогда не узнает, как ты туг страдал, как выдерживал все, как умер. Никто никогда не прочтет надпись на твоей могиле, не постоит и не задумается над твоей судьбой. Безвестность. Пропажа без вести. Когда-то самым страшным было увидеть в «Летят журавли» глазами Бориса закрутившиеся голые деревья, упасть вместе с ним и его голосом прохрипеть: «Я не ранен, я убит». Пропавшие без вести — это живые мертвецы нашей памяти, которые пострашнее любых «Восставших из Ада». Штрафники из фильма — пропавшие без вести задолго до первого их «штрафного боя». Потому они сведены воедино: убийцы, воры, дезертиры настоящие и мнимые, окруженцы, «враги народа», «террористы», «троцкисты», антисоветские «агитаторы». Десять лет без права переписки. Этих людей не существует. Хотя есть приказ № 227, штатное расписание штрафных подразделений и участки фронта, на которых их бросают в бой. Хотя существует земля, которую они отбивают у немцев. Хотя есть деревни и города, их жители, которые видят этих странных солдат. Хотя есть пули, которые их убивают окончательно.