«Штрафники, в огонь!» Штурмовая рота - [7]

Получалось так, что мы держались небольшими группами. Сбивались в кучку земляки. Некоторые хоть и с разных концов страны, но знакомились и становились «корешками» еще в поездах, на пересыльных пунктах. Но это было чисто условное деление, когда собирались вместе покурить, вспомнить родные места, опустошить полученную от родных посылку, не забыв отделить что-то старшине. На занятиях, учениях мы держались взводом, и столкновений или неприязни между группами практически не было, если не считать некоторой напряженности в отношениях с городскими. Да и то не со всеми.

Мне лично не нравился один парень из Саратова. Звали его Олег. Он закончил десятилетку и курс какого-то института. Обычно таких сразу брали или в военные училища, или на курсы младших лейтенантов, но Олег почему-то учился «на рядового». Хотя имелись в полку и пулеметный и саперный батальоны. И другие подразделения специалистов. Высокий, крепко сложенный, он был очень самолюбив. Помню, что с нашим первым взводным у него были стычки. С ним вместе держались еще человека четыре, хоть и попроще, но зараженные высокомерием «Вещего Олега». Такую кличку ему присвоили, а потом сократили до более простой «Вещун».

Он любил громко рассуждать о фронтовых делах, хорошо знал историю. Сравнивал нападение Гитлера с бесславным походом Наполеона. Безапелляционно высказывал свое мнение о любых событиях, людях. Олег язвил, когда его не слышали, в адрес наших командиров отделений из сельских ребят.

– Ты чаво? – передразнивал он Никиту Лыкова, первого, получившего «младшего сержанта» из всех нас. – Надысь это было, а не вчерась!

– Чего ты ехидничаешь? – не выдерживал я. – Завидно, что не тебя на отделение поставили?

– А тебе-то чего надо, «пресняк луковый»! – огрызался Олег.

Эту кличку он пытался приклеить мне после одного из разговоров, когда мы, голодные, на занятиях в лесу обсуждали, кто бы чего съел. Слопали бы мы все, что угодно, хоть черствый хлеб без воды. Но вспоминали вкусные вещи. Кто что любил. А я вспомнил горячие, пахнущие домашним подсолнечным маслом «пресняки» с луком и яйцами. Сельские ребята согласились, что штука вкусная, а Олег завел никчемный хвастливый разговор о «тортах» (я и не знал такого слова), о шашлыках, копченой колбасе. И получилось, что мы, простота деревенская, в жизни ничего слаще лепешек с луком не едали и вообще жизни не видели. Цапнулись мы тогда, но спор быстро прекратил Никита и перевел разговор на другую тему. Кличка ко мне не приклеилась, а называли меня чаще Колян. Нормально и просто.

Но спустя неделю мы крепко сцепились с Олегом, когда дежурили на кухне. Пилили двуручной пилой дрова. Олег владел пилой плохо, злился, что-то шипел. Я не выдержал:

– Это тебе, Вещун, не языком трепать. Тяни сильнее на себя.

Олег опешил и обозвал меня Пресняком. Конечно, по образованию я уступал Олегу, но в роте я твердо держал второе место по силовым упражнениям. Мышцы у меня от тяжелой сельской работы вымахали, не обхватишь. Не хвалюсь, так и было. Однажды на соревнованиях я вызвал одобрение всех ребят, когда подбрасывал и ловил пудовую гирю. С двухпудовой было тяжелее, но раз десять я ее выжал и получил приз – банку сгущенки. Мы развели ее в большом чайнике кипятком и выпили компанией.

– Умный очень? – сказал я, откладывая пилу. – Если городской да еще десять классов закончил, я для тебя деревня неотесанная? Пойдем, сходим, поговорим.

Выяснять отношения со мной в драке один на один было бесполезно. Я свалил бы его, если не первым, то вторым ударом. Но и трусом Олегу казаться не хотелось.

– Ладно, хватит. У меня тоже имя есть, и никакой я не Вещун. Можешь Аликом меня называть.

Подумал я с минуту и протянул руку. Сообразил, что не слишком героическим выглядит мой вызов, если я гораздо сильнее Олега и отмолочу его без особых усилий. В общем, помирились мы и даже подружились. И пилой двуручной научил его работать. Но, забегая вперед, скажу, что крепкой дружбы между мной и Олегом так и не вышло. А то дежурство на кухне закончилось для нас обоих не слишком удачно. Было много работы, правда, и кормили всю смену повара от души. Помню, поужинали мы хорошо, а затем один из поваров вытащил целый таз с вареными мослами.

– Грызите, у кого зубы есть!

Мослы мы грызли с удовольствием, а уже глубокой ночью притащили три мешка картошки, дали ножи, и мы получили задание до утра почистить и помыть ее. Было нас четверо или пятеро, не помню. Наука нехитрая, но не каждый ею владеет. Кто шустро чистит, подправив нож, кто кое-как возится. Олег, что называется, спекся часам к пяти утра. Натер мозоли, стал клевать носом.

– Иди, умойся или походи на морозе, – посоветовали ему, но он с непривычки к однообразной работе буквально засыпал. Нож выронил, с табуретки свалился, потом порезал ладонь, и мы отправили его поспать. Остатки, ведра четыре, почистили сами.

А у меня дня через два разболелся зуб. Ночь не мог спать – такая сильная боль. Взводный отправил меня к врачу. Тот осмотрел рот, взял пинцет и выдернул застрявший глубоко в зубах жилистый разбухший от тепла кусочек мяса.

– Не жадничай в следующий раз, – напутствовал он меня.