Штрафбат. Закарпатский гамбит - [12]

Шрифт
Интервал

– А если более конкретно? – попросил Смирнов.

– Да, конечно! – согласился с ним Вересаев. – Но то, что я только что сказал, это, должен заметить, не лирическое отступление по ходу пьесы – это все ложится в схему. Так вот. В этот временной люфт до очередного сеанса связи Вербовщика с радистом мы сможем провести якобы плановую войсковую операцию по зачистке лесного массива от тех дезертиров и бандитов, которые не дают спокойно жить и работать ни селянам, ни горожанам, и уничтожить по ходу этой операции группу Таллероши.

– Так, хорошо. И что дальше?

– Что дальше? А дальше еще проще. Так как свято место пусто не бывает и в зачищенные якобы леса тут же возвращаются недобитые банды, а освободившиеся схроны заполняются очередным контингентом тех же дезертиров, уголовников и прочей националистической нечисти, мы запускаем в мукачевский лесной массив уже свою группу «дезертиров», наделив их соответствующими легендами, и уже они, не без помощи, естественно, оперуполномоченных генерала Карпухина, выйдут на «Михая», то есть на мукачевского резидента, заставив его принять условия нашей игры. И когда эти условия будут приняты, Вербовщик с его грузом и сопровождением сам за собой захлопнет подготовленную для него клетку. Без выстрелов и неоправданного риска, который мог бы навредить делу.

– Что ж, над этим действительно стоит подумать, – как бы сам про себя произнес шатен в штатском. – Но как вы мыслите выйти на резидента, если о нем совершенно ничего не известно? Да и Мукачево – это не село, где всё на виду и все о всех всё знают.

– Вот именно, что нынешнее Мукачево – это тоже самое село, правда, очень большое, – улыбнулся Карпухин. – А что касаемо резидента, то выйти на него нам поможет тот же связник, и оперативники уже начали проводить необходимую работу.

– Связник?.. Но ведь он же…

– Да, покойник. Но осталась одна весьма ценная зацепка, которая должна вывести на «Михая». Место рабочего-подсобника в привокзальной чайной довольно теплое и хлебное, получить которое можно только по большому блату или весьма серьезной просьбе рекомендующего. Наш связник приступил к работе в чайной в тот же день, как оттуда ни за что ни про что был уволен бывший подсобник, проработавший там довольно длительное время, и уже одно это говорит о том, что здесь не обошлось без руки нашего резидента, который, судя по всему, не самый последний человек в городе. Ну а дальше… Всё остальное – дело техники.

– Хорошо, принимается, – согласился с Карпухиным Смирнов. – Но нам еще потребуется время, чтобы подобрать из чекистов соответствующие кандидатуры, которые могли бы вжиться в отведенные для них роли.

– Вы имеете в виду «дезертиров»? – переглянувшись с Вересаевым, уточнил Карпухин.

– Естественно!

– В таком случае вы нас не совсем поняли, товарищ комиссар, – слегка охрипшим голосом произнес Вересаев. – Излагая свой план, генерал Карпухин имел в виду бывших уголовников из штрафной роты, которые смогут более реально вжиться в роль дезертиров.

Вересаев замолчал, и над столом почти сгустилась гнетуще-взрывчатая тишина, которую разорвал свистящий вскрик карпухинского оппонента:

– Что? Уголовники?! Уголовники вместо чекистов, когда эта операция стоит на особом контроле у товарища Сталина? Да вы… – почти захлебывался он словами, – вы хоть понимаете всю ответственность сказанного вами?

– Я-то понимаю, всё понимаю! – рыкнул на него Вересаев. – А вот вы, видимо, ни хрена не понимаете, хоть и носите погоны полковника государственной безопасности.

– Я бы попросил… – взвился со своего места полковник, как бы прося тем самым помощи у хозяина кабинета, однако Смирнов даже глазом в его сторону не повел. Только произнес негромко, обращаясь к Вересаеву:

– Продолжайте, Владимир Ипполитович.

Побагровевший до кончиков ушей Вересаев согласно кивнул головой.

– Так вот возвращаясь к нашим баранам, точнее говоря к Вербовщику, которого ждут не дождутся на той стороне со столь ценным грузом, как списки советских людей, вставших на путь предательства. Уже из того, что нам известно о Вербовщике, но главное о том, какую работу он сумел провести на территории уже освобожденных областей Украины, можно с полной уверенность сказать, что это очень и очень умный профессионал высочайшего класса…

– Не слишком ли высоко его возносим, товарищ генерал? – подал голос кто-то из сидевших за столом.

– Смею заверить вас – нет! И даже мало того, что это профессионал высочайшего класса, так он вдобавок ко всему еще весьма и весьма опытен, и опыта этого он набрался не у себя в Америке, а именно в Советском Союзе.

– И что с того? – с обидой в голосе пробурчал карпухинский оппонент. – Наша контрразведка тоже не лыком шита. Брали и не таких изюбрей, как этот Вербовщик.

– Даже не сомневаюсь в этом, – подсластил пилюлю Вересаев. – Однако в данном случае наши славные контрразведчики не смогли расшифровать Вербовщика, который, видимо, не один месяц ползал по Украине, и я даже не сомневаюсь в том, что он сам, его доверенные лица или тот же мукачевский резидент расшифруют работающих под дезертиров чекистов. И вот тогда-то…

Он не закончил, но и без того было ясно, что хотел сказать заместитель начальника Главного управления контрразведки «Смерш» Абакумова.


Рекомендуем почитать
Дружба, скрепленная кровью

Предлагаемый вниманию советского читателя сборник «Дружба, скрепленная кровью» преследует цель показать истоки братской дружбы советского и китайского народов. В сборник включены воспоминания китайских товарищей — участников Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в СССР. Каждому, кто хочет глубже понять исторические корни подлинно братской дружбы, существующей между народами Советского Союза и Китайской Народной Республики, будет весьма полезно ознакомиться с тем, как она возникла.


В квадрате 28-31

Документальная повесть о партизанском движении в Новгородской области.


«Будет жить!..». На семи фронтах

Известный военный хирург Герой Социалистического Труда, заслуженный врач РСФСР М. Ф. Гулякин начал свой фронтовой путь в парашютно-десантном батальоне в боях под Москвой, а завершил в Германии. В трудных и опасных условиях он сделал, спасая раненых, около 14 тысяч операций. Обо всем этом и повествует М. Ф. Гулякин. В воспоминаниях А. И. Фомина рассказывается о действиях штурмовой инженерно-саперной бригады, о первых боевых делах «панцирной пехоты», об успехах и неудачах. Представляют интерес воспоминания об участии в разгроме Квантунской армии и послевоенной службе в Харбине. Для массового читателя.


Красный хоровод

Генерал Георгий Иванович Гончаренко, ветеран Первой мировой войны и активный участник Гражданской войны в 1917–1920 гг. на стороне Белого движения, более известен в русском зарубежье как писатель и поэт Юрий Галич. В данную книгу вошли его наиболее известная повесть «Красный хоровод», посвященная описанию жизни и службы автора под началом киевского гетмана Скоропадского, а также несколько рассказов. Не менее интересна и увлекательна повесть «Господа офицеры», написанная капитаном 13-го Лейб-гренадерского Эриванского полка Константином Сергеевичем Поповым, тоже участником Первой мировой и Гражданской войн, и рассказывающая о событиях тех страшных лет.


Оккупация и после

Книга повествует о жизни обычных людей в оккупированной румынскими и немецкими войсками Одессе и первых годах после освобождения города. Предельно правдиво рассказано о быте и способах выживания населения в то время. Произведение по форме художественное, представляет собой множество сюжетно связанных новелл, написанных очевидцем событий. Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся Одессой и историей Второй Мировой войны. Содержит нецензурную брань.


Боевые будни штаба

В августе 1942 года автор был назначен помощником начальника оперативного отдела штаба 11-го гвардейского стрелкового корпуса. О боевых буднях штаба, о своих сослуживцах повествует он в книге. Значительное место занимает рассказ о службе в должности начальника штаба 10-й гвардейской стрелковой бригады и затем — 108-й гвардейской стрелковой дивизии, об участии в освобождении Украины, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии. Для массового читателя.