Штрафбат. Закарпатский гамбит - [12]

Шрифт
Интервал

– А если более конкретно? – попросил Смирнов.

– Да, конечно! – согласился с ним Вересаев. – Но то, что я только что сказал, это, должен заметить, не лирическое отступление по ходу пьесы – это все ложится в схему. Так вот. В этот временной люфт до очередного сеанса связи Вербовщика с радистом мы сможем провести якобы плановую войсковую операцию по зачистке лесного массива от тех дезертиров и бандитов, которые не дают спокойно жить и работать ни селянам, ни горожанам, и уничтожить по ходу этой операции группу Таллероши.

– Так, хорошо. И что дальше?

– Что дальше? А дальше еще проще. Так как свято место пусто не бывает и в зачищенные якобы леса тут же возвращаются недобитые банды, а освободившиеся схроны заполняются очередным контингентом тех же дезертиров, уголовников и прочей националистической нечисти, мы запускаем в мукачевский лесной массив уже свою группу «дезертиров», наделив их соответствующими легендами, и уже они, не без помощи, естественно, оперуполномоченных генерала Карпухина, выйдут на «Михая», то есть на мукачевского резидента, заставив его принять условия нашей игры. И когда эти условия будут приняты, Вербовщик с его грузом и сопровождением сам за собой захлопнет подготовленную для него клетку. Без выстрелов и неоправданного риска, который мог бы навредить делу.

– Что ж, над этим действительно стоит подумать, – как бы сам про себя произнес шатен в штатском. – Но как вы мыслите выйти на резидента, если о нем совершенно ничего не известно? Да и Мукачево – это не село, где всё на виду и все о всех всё знают.

– Вот именно, что нынешнее Мукачево – это тоже самое село, правда, очень большое, – улыбнулся Карпухин. – А что касаемо резидента, то выйти на него нам поможет тот же связник, и оперативники уже начали проводить необходимую работу.

– Связник?.. Но ведь он же…

– Да, покойник. Но осталась одна весьма ценная зацепка, которая должна вывести на «Михая». Место рабочего-подсобника в привокзальной чайной довольно теплое и хлебное, получить которое можно только по большому блату или весьма серьезной просьбе рекомендующего. Наш связник приступил к работе в чайной в тот же день, как оттуда ни за что ни про что был уволен бывший подсобник, проработавший там довольно длительное время, и уже одно это говорит о том, что здесь не обошлось без руки нашего резидента, который, судя по всему, не самый последний человек в городе. Ну а дальше… Всё остальное – дело техники.

– Хорошо, принимается, – согласился с Карпухиным Смирнов. – Но нам еще потребуется время, чтобы подобрать из чекистов соответствующие кандидатуры, которые могли бы вжиться в отведенные для них роли.

– Вы имеете в виду «дезертиров»? – переглянувшись с Вересаевым, уточнил Карпухин.

– Естественно!

– В таком случае вы нас не совсем поняли, товарищ комиссар, – слегка охрипшим голосом произнес Вересаев. – Излагая свой план, генерал Карпухин имел в виду бывших уголовников из штрафной роты, которые смогут более реально вжиться в роль дезертиров.

Вересаев замолчал, и над столом почти сгустилась гнетуще-взрывчатая тишина, которую разорвал свистящий вскрик карпухинского оппонента:

– Что? Уголовники?! Уголовники вместо чекистов, когда эта операция стоит на особом контроле у товарища Сталина? Да вы… – почти захлебывался он словами, – вы хоть понимаете всю ответственность сказанного вами?

– Я-то понимаю, всё понимаю! – рыкнул на него Вересаев. – А вот вы, видимо, ни хрена не понимаете, хоть и носите погоны полковника государственной безопасности.

– Я бы попросил… – взвился со своего места полковник, как бы прося тем самым помощи у хозяина кабинета, однако Смирнов даже глазом в его сторону не повел. Только произнес негромко, обращаясь к Вересаеву:

– Продолжайте, Владимир Ипполитович.

Побагровевший до кончиков ушей Вересаев согласно кивнул головой.

– Так вот возвращаясь к нашим баранам, точнее говоря к Вербовщику, которого ждут не дождутся на той стороне со столь ценным грузом, как списки советских людей, вставших на путь предательства. Уже из того, что нам известно о Вербовщике, но главное о том, какую работу он сумел провести на территории уже освобожденных областей Украины, можно с полной уверенность сказать, что это очень и очень умный профессионал высочайшего класса…

– Не слишком ли высоко его возносим, товарищ генерал? – подал голос кто-то из сидевших за столом.

– Смею заверить вас – нет! И даже мало того, что это профессионал высочайшего класса, так он вдобавок ко всему еще весьма и весьма опытен, и опыта этого он набрался не у себя в Америке, а именно в Советском Союзе.

– И что с того? – с обидой в голосе пробурчал карпухинский оппонент. – Наша контрразведка тоже не лыком шита. Брали и не таких изюбрей, как этот Вербовщик.

– Даже не сомневаюсь в этом, – подсластил пилюлю Вересаев. – Однако в данном случае наши славные контрразведчики не смогли расшифровать Вербовщика, который, видимо, не один месяц ползал по Украине, и я даже не сомневаюсь в том, что он сам, его доверенные лица или тот же мукачевский резидент расшифруют работающих под дезертиров чекистов. И вот тогда-то…

Он не закончил, но и без того было ясно, что хотел сказать заместитель начальника Главного управления контрразведки «Смерш» Абакумова.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.