Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны - [22]

Остановившись возле одного из «коконов», ученый кивнул на видимого сквозь прозрачный бронепласт человека:

– А вот и их начальник, – бросив быстрый взгляд на свой электронный планшет, он продолжил – Майор Виталий Крупенников, двадцать пять лет, командир штрафного батальона. Согласно принятому в то время сокращению, «комбат».

– Он тоже… гм… преступник?

– Нет, что вы, согражданин! Штрафбатами руководили обычные строевые офицеры, причем, как правило, из лучших.

Несколько секунд Автарк рассматривал пришельца из прошлого, убеждаясь, что он такой же человек, как и все здесь присутствующие: выше среднего роста, короткостриженые, тронутые ранней сединой русые волосы, правильные черты лица – кажется, в древности этот фенотип назывался «славянским». Жаль, глаза закрыты, а без глаз, как говорится, ничего о человеке не поймешь.

– Хорошо, идемте. Кстати, а что за курс обучения вы им проводите?

Ученый взглянул на Маурью с опасением и пожал плечами:

– Стандартное гипнообучение по ускоренной методике Розен…

– Я не о том, – прервал его Автарк. – Какие именно знания они получают?

– Прежде всего лингвистические, затем краткий курс астрономии и планетологии, физика, математика, техника, электроника и кибернетика, компьютерные технологии, военная история. Социология, разумеется, иначе они просто не разберутся в наших реалиях. Это, так сказать, базовый блок. Если останется время, возможно, успеем дать им больше информации, но это вряд ли.

– Почему?

– Скорость гипнообучения у всех различна, зависит от индивидуальных особенностей личности, а курс пси-адаптации должен завершиться у всех одновременно.

– А зачем им электроника и кибернетика? Ведь они просто солдаты, воины…

Завлаб несколько мгновений искоса глядел на собеседника, словно решая, не шутит ли тот, затем ответил:

– Но ведь воевать-то им чем-то нужно? Даже наше самое старое оружие со складов стратегического резерва опережает привычные им образцы на одну-две сотни лет… Вы понимаете? Любая более-менее сложная боевая техника буквально напичкана электроникой, а нашим гостям придется не просто научиться ею управлять, но и побеждать…

– Ладно, я понял, – несколько раздраженно кивнул Автарк, не то соглашаясь, не то показывая, что разговор окончен, и первым покинул лабораторный зал.

* * *

В себя Крупенников приходил долго и, наверное, мучительно. Хотя само это понятие – «мучительно» – было каким-то слишком уж абстрактным, лишенным всякого содержания и наполнения. Ни боли, ни облегчения. Просто его сознание, неведомо, сколько времени пробывшее в липких объятиях той самой всеобъемлющей пустоты, о которой он, как ни странно, помнил, упорно не желало возвращаться. Однако себя он, на удивление, вполне осознавал. Да, именно так: осознавал. Виталий знал, кто он, помнил, где родился, как жил и как погиб. Или не погиб? Или все-таки правы церковники – а родившийся в девятнадцатом году Виталий был крещеным, хоть и тщательно скрывал сей не слишком удобный факт, – и там, за некой несуществующей гранью бытия, тоже есть жизнь? Но ведь он погиб; погиб вместе с особистом; ведь он видел, он помнит тот летящий, словно в замедленном кино, снаряд со зловеще отблескивавшим, исчерканным следами нарезов латунным пояском?! И помнит, как тот упал, расплескав в стороны рыхлую землю, как вслед за этим ему в лицо поднялась огненная стена взрыва, обильно сдобренная разлетающимися иззубренными осколками?!

Застонав, майор попытался открыть глаза и не смог. Веки, будто налитые свинцом, упорно отказывались подчиняться желанию хозяина. Слабенькому такому желанию, не подкрепленному силой неведомо где запропавшей воли… Крупенников снова застонал и попробовал пошевелиться; тоже, впрочем, безрезультатно. Тело было чужим, непослушным, деревянным до самой последней клеточки и жилки. Может быть, удастся чуть шевельнуть языком, облизнув пересохшие губы?

– Не пытайтесь двигаться, тело пока вам не подчиняется, – произносимые слова были чужими, незнакомыми, но отчего-то понятными, и последнее удивило майора больше всего. Говорили явно не по-русски, но отчего же тогда он прекрасно понимал, о чем речь?! Вроде как языкам не обучен, так, пару дежурных немецких фраз в духе «Wo ist Stab euerer Division?» или «Antworte auf Frage!»…

– Скоро все придет в норму, не волнуйтесь. Это всего лишь небольшой побочный эффект после переноса. Вы меня хорошо понимаете? Не пытайтесь отвечать, просто произнесите свой ответ мысленно, я пойму. – Голос был глухим, доносящимся словно сквозь слой ваты или плотную ткань.

«Это как же ты, интересно, поймешь-то? – вяло и отрешенно подумал комбат. – А, какая разница… Да, я понимаю».

– Отлично! – искренне обрадовался неведомый собеседник. – Тогда скажите, вы замечаете в себе какие-то изменения? Скажем так, в своем разуме, сознании? Попробуйте заглянуть внутрь себя, прислушайтесь к ощущениям, попытайтесь найти нечто новое; нечто, чего вы раньше не могли знать…

«Какие еще, мать твою, изменения, какое еще новое?! Я ведь погиб, меня нет! Некуда заглядывать!» – хотел было рявкнуть, пусть даже и мысленно, Крупенников. Однако же осекся – тоже мысленно, разумеется, – неожиданно успокоившись. Что он там сказал? «Новое, чего он раньше не мог знать?» Бред какой-то, ну чистый бред… Интересно, это только его после смерти так встречают или всех?