Штрафбат. Приказано уничтожить - [2]

– К лесу ползли, – буркнул Зорин. – Встать невозможно было. А немцы на опушке – и здравствуйте… Не волнуйтесь, товарищ капитан, в плену мы пробыли не больше часа. Если вы считаете, что за это время гитлеровская пропаганда успела отложить в нас личинку, то вы ошибаетесь.

От внимания не укрылось, как усмехнулся и вновь уткнулся в свои бумаги майор в углу. Капитан побагровел, но решил не взрываться раньше положенного срока.

– А вы нахальны не только в бою, Зорин. Итак, согласно вашим показаниям… – Опер сделал многозначительную паузу. В деле все было записано, но говорить он, похоже, устал.

– Рядовые Бязликов и Казаченко продались немцам, – продолжал за него Алексей, – но долго после этого не жили. Остальные бежали, уничтожив немецкий конвой. Двое при побеге погибли – фамилий, к сожалению, не помню. Выжили десять человек. Выбирались из окружения. Группу вел капитан госбезопасности Чулымов, геройски погибший в стычке с неприятелем. В первом же бою мы потеряли Алтыгова, потом Чулымова. Помогли партизанам из отряда Йонатана Фильмана…

При упоминании имени оба офицера поморщились.

– Партизанскую базу немцы засекли в ту же ночь, – продолжал Зорин. – Мы вырвались… в противном случае, товарищ капитан, нас бы партизаны расстреляли – по причинам, надеюсь, всем понятным. Прошу прощения, что не вступили в бой с превосходящими силами противника – хотелось выжить, чтобы еще повоевать. На бандеровском хуторе попали в засаду, приняли бой, потеряли рядового Чеботаева. В стычке с боевиками из Армии Крайовой погиб Ралдыгин. Взяли в плен майора так называемой Русской освободительной армии Сосновского и его немецкого коллегу штурмбанфюрера СС Гельмута Штайнера. Сосновский вывел нас на абверштелле под Барковичами – разведшколу абвера, из которой, в связи с наступлением советских войск, эвакуировали секретную документацию. С этой целью в школу прибыл взвод солдат из Жмеричей. Взвод мы уничтожили полностью. Начальнику школы, подполковнику абвера Герхарду Хофферу удалось бежать. – Зорину как-то не хотелось говорить о том, что начальник школы, суровый прусский воин, был отпущен лично им за «примерное поведение». Он поспешил перейти к главному.

– Грузовик с документацией мы захватили, но попали под огонь второго взвода, идущего на выручку своим. В бою погибли смертью храбрых Фикусов, Новицкий, Игумнов. Троим удалось вырваться – мне, Гурвичу, Шельнису.

– Замечательная история, Зорин, – В голосе капитана прорезались ироничные нотки. – Вы у нас просто герой месяца. Вышли с доблестью из окружения – с такими невероятными приключениями. Предлагаете поверить в эту бессмысленную басню? Ну, хорошо, допустим. И розовая майка, которую вы прицепили к кабине грузовика…

– Надеюсь, вы понимаете, товарищ капитан, что это не глумление над советской властью, которую мы беззаветно и преданно любим? – Зорин сделал все возможное, чтобы в голосе зазвенела сталь, – Это было единственное, что нашлось под рукой, чтобы как-то… обозначить нашу принадлежность. Ведь танки могли открыть огонь. Не в наших жизнях было дело, а в бесценных архивах школы, которыми был набит грузовик! Я не специалист, товарищ майор, но в этом архиве – собрание секретной документации о действующих на советской территории гитлеровских агентах. У многих – должности, положение, безупречные «легенды»! Кстати, товарищ капитан, где мои товарищи Гурвич и Шельнис? Нас разобщили, я не видел их два дня!

– Соскучились по своим сообщникам? – ухмыльнулся особист. – Их допрашивают, все живы, не волнуйтесь. И показания Шельниса и Гурвича, должен вас известить, несколько отличаются от ваших.

«Неужели?» – подумал Алексей.

– Как же вы так, Зорин? Не договорились врать складно?

В глазах «интервьюера» заплясал холодный огонек, а Зорина вдруг охватило странное чувство – злое, праведное, сильное. Нет, не неприязнь к советской власти, к делу партии Ленина, ко всему, что вкладывали в него всю сознательную жизнь и на совесть вложили. Но он понял с пронзительной ясностью, как ненавидит всех этих трусливых, скользких, самоуверенных «прилипал», окопавшихся везде – в армии, на гражданке… Сосущих кровь из нормальных людей, не дающих жить, подозревающих всех и каждого, не представляющих из себя ровно ничего, паразитов, захребетников, реальных вредителей, потенциальных трусов и предателей, мнящих себя богами! С каким бы удовольствием он разрядил ППШ в эту самоуверенную глумливую рожу… И что-то не понравилось контрразведчику в лице рядового штрафной роты. Насторожился, покосился, как бы невзначай, на верхний ящик стола, где лежал пистолет. Но Зорин был уже спокоен, безучастно смотрел в окно, где шевелились на ветру ветви бука – и особист расслабился, снова напялил деловую мину.

– Итак, другой версии, как вы провели это лето, у вас, Зорин, полагаю, нет? Вы упрямо стоите на своем?

– Грузовик, набитый архивами разведшколы, ничего не стоит, товарищ капитан? Данная информация нашим органам не нужна? Нам плевать, кто там окопался у нас в тылу?

– Мы еще разберемся, что вы там привезли, – процедил сквозь прокуренные зубы капитан. – Первое впечатление после поверхностного знакомства с документами, хм, довольно неоднозначное. Имеются признаки, указывающие на то, что их изготовили в абвере.