Штрафбат 999 - [101]
— Да здесь я! Здесь! — выкрикнул он и в ужасе увидел превратившуюся в кровавое месиво верхнюю часть лица Дойчмана. Ни носа, ни глаз, ни надбровных дуг не было — кровь, ошметки мышц и отломки костей…
Шванеке беспомощно огляделся, но тут же взял себя в руки. Подхватив Дойчмана под мышки, он стал тащить его к танку, на противоположную от русских сторону подбитой машины.
Дойчман страшно кричал, и крик этот острым ножом вонзался в мозг Шванеке. Тут взгляд его случайно упал на ноги Дойчмана — бог ты мой! И это еще вдобавок!
Левая нога Дойчмана бессильно волочилась по снегу и казалась длиннее правой. Ниже колен она была раздавлена всмятку и страшно кровоточила.
— Доктор, я дотащу тебя! Дотащу, слово даю! Не бойся, только дотерпи!
— Нога-а! Моя нога! — продолжал вопить Дойчман.
— Ладно-ладно, зацепило чуток! — попытался успокоить его Карл.
— Но-га-а-а! Я… Я…
Шванеке проворно расстегнул ремень Дойчмана и крепко перетянул им изувеченную ногу выше колена. Потом разорвав штанину, осмотрел рану. И содрогнулся: левая нога Дойчмана висела на тонких ошметках мышц и сухожилиях. Ладно, голова подождет, это не так страшно. А вот нога… Он же кровью изойдет…
— Дотащу тебя, профессор, дотащу, никуда не денусь! Все не так страшно, поверь!
— Ты… ты… брось… иди… не возвращайся… из-за меня все…
— Ладно, помолчи!
Перевязочные пакеты! Где они?
— Сильно болит, профессор?
— Да… Глаза…
Огонь русских сосредоточился на танке. Но Шванеке не обращал на это внимания.
— Глаза болят от давления воздуха, пойми, профессор, это же понятно, мы с тобой люди ученые!
Шванеке лгал напропалую, лишь бы только успокоить Дойчмана, а сам тем временем извлек из кармана складной нож, который он стащил в хозподразделении, занимавшемся плотничьими работами. Он пристально смотрел на то, что осталось от ноги Дойчмана.
— А сейчас сделаем перевязочку, — сообщил он. — Не дрейфь, профессор, я мигом, а потом потащу тебя к нашим…
— Глаза… Глаза, — продолжал стонать Дойчман.
— Да-да, сейчас, — бросил Шванеке и, раскрыв нож быстро отхватил обрывки кожи, мышц и сухожилий, на которых висела раздробленная голень.
Дойчман закричал. Такого крика Шванеке в жизни не слышал.
— Ничего, ничего, все позади, пойми, это были только куски кожи, пойми… тут уж… Все, все, больше не будет больно.
— Да, да, но… глаза, — вопил Дойчман.
Шванеке, ловко перевязав культю ноги, вытащил свой перевязочный пакет и стал накладывать повязку на обезображенное лицо Дойчмана. Кровотечение почти остановилось. Сомнений не оставалось — Дойчман ослеп, ему с корнем вырвало глазные яблоки, раздробило нос, надбровные дуги, зато каким-то чудом не задело лобную кость и мозг, но, может, еще рана на лице и не такая глубокая, думал Шванеке, это только сразу после ранения все выглядит жутко, а потом, когда хирурги залатают и заштопают, глядишь, и терпимо…
Покончив с этим, Карл Шванеке, чуть приподнявшись, повернулся к немецким позициям и заорал что было мочи:
— Не стрелять! Свои! Не стреляйте, вы, идиоты! Слышите? Не стреляйте!
Он кричал и кричал до тех пор, пока огонь со стороны траншей немцев не прекратился. После этого он крикнул:
— Прикрывайте нас! Слышите — прикрывайте!
Их стали прикрывать.
Взвалив бесчувственное тело Дойчмана на спину, он, чуть присев, подхватил оторванную голень «профессора» и, зажав ее под мышкой и пошатываясь, побежал к позициям своих. Уже на полпути в воздухе зашипела осветительная ракета, потом еще одна, еще… Он не сразу понял, что огонь прекратился. Позиции погрузились в тишину, лишь кое-где глухо хлопали выстрелы ракетниц. Вот и хорошо, нормально, а теперь не торопясь. Шаг за шагом он приближался к позициям, краем глаза видя свою странную, колыхавшуюся, бесформенную тень на снегу. Мины? Дьявол с ними, с минами, иногда ему даже казалось, что наступи он сейчас на мину, и это было бы избавлением. Он понимал, куда возвращается. Понимал, что его там ждет, но упрямо шел вперед. Несмотря на то, что почти не верил в то, что Дойчмана спасут. Может, он уже мертв, кто знает? Как и зажатая под мышкой оторванная нога. Но он пообещал ему, дал ему слово, что дотащит до своих. «Я дотащу тебя, профессор» — ведь это были его, его слова! Никто его за язык не тянул! И он дотащит его, дотащит, невзирая ни на что, живого, мертвого — неважно, пусть даже ценой собственной жизни.
У бруствера к нему бросился какой-то молодой лейтенантик. Их уже ждали двое санитаров с носилками. Шванеке сам, не позволяя им, бережно уложил Дойчмана на носилки и только после этого выпрямился.
Над Дойчманом склонился один из санитаров.
— Живой? — спросил лейтенант. Шванеке пожал плечами.
— А это к чему?
Лейтенант глазами показал на обрубок ноги Дойчмана у Шванеке под мышкой.
— Ах да! — спохватился Шванеке и положил его на носилки.
— Поймите, я не мог и ее там просто так бросить. Я его решил целиком дотащить, понимаете, всего целиком.
— Он еще жив! — доложил санитар.
— Тогда поторопитесь! — ответил лейтенант.
И спросил Шванеке:
— А откуда вы? Из какого подразделения?
— Мы — оттуда! И из 999-го штрафбата, понятно? На экскурсию нас туда отправили.
— Понимаю, понимаю, — закивал лейтенант.
То, что происходит в этом остросюжетном романе, кажется на первый взгляд фантастикой: специально обученные дельфины «работают» на американских военно-морских базах, охраняют их, обнаруживают объекты, находящиеся в сверхглубоких водах. Тем не менее все, о чем поведал автор, основано на достоверных фактах. Даже темпераментной русской агентке не удается выведать у американцев тайну подводных подразделений…
Хайнц Г. Конзалик – популярнейший немецкий писатель, автор многих остросюжетных романов, выпущенных на Западе огромными тиражами. На русском языке произведения Конзалика издаются впервые.…Полиция Гонконга озадачена целой серией таинственных убийств, совершаемых по одному и тому же сценарию: красивая девушка убивает ничего не подозревающую жертву и вскоре сама умирает от коварной болезни, тайну которой не могут разгадать местные врачи. Врач-вирусолог из Гамбурга, находящийся в Гонконге на стажировке, оказывается втянутым в эту историю.
Два бестселлера одним томом! Лучшие немецкие романы о Второй Мировой, давно признанные классикой жанра. Кровавая «окопная правда» Вермахта. Преисподняя Восточного фронта глазами немецких штрафников и окруженцев-смертников. Они проходят все круги фронтового ада вместе со Штрафбатом 999, который сами гитлеровцы окрестили «командой вознесения», потому что, в отличие от штрафных частей Красной армии, здесь нельзя «искупить вину кровью», и выход из проклятого Strafbataillon 999 только один - в братскую могилу.
Хайнц Г. Конзалик – популярнейший западногерманский писатель, автор многих остросюжетных романов, выпущенных на Западе огромными тиражами. На русском языке произведения Конзалика издаются впервые.Главный герой романа «Человек-землетрясение» Боб Баррайс – наследник миллионного состояния, ведущий беззаботную жизнь красавца-плейбоя. Друзья и возлюбленные, попадающие в плен его обаяния, гибнут один за другим. Идя по жизни, Боб Баррайс все разрушает на своем пути и в конце концов погибает сам.
Когда немецкие войска летом 1941 года захватили Екатерининский дворец, бывшую резиденцию русских царей, разгорелась ожесточённая борьба за Янтарную комнату. Сначала ее удалось заполучить и установить в своей резиденции в Кёнигсберге жестокому гауляйтеру Коху. Однако из-за воздушных налётов союзников на Кёнигсберг ее пришлось разобрать и спрятать в секретной штольне, где Гитлер хранил похищенные во время войны произведения искусства. После войны комната исчезла при загадочных обстоятельствах. Никакая другая кража произведений искусства не окутана такой таинственностью, как исчезновение Янтарной комнаты, этого зала из «солнечного камня», овеянного легендами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В художественно-документальной повести ленинградского журналиста В. Михайлова рассказывается о героическом подвиге Ленинграда в годы Великой Отечественной войны, о беспримерном мужестве и стойкости его жителей и воинов, о помощи всей страны осажденному городу-фронту. Наряду с документальными материалами автором широко использованы воспоминания участников обороны, воссоздающие незабываемые картины тех дней.
«— Между нами и немцами стоит наш неповрежденный танк. В нем лежат погибшие товарищи. Немцы не стали бить из пушек по танку, все надеются целым приволочь к себе. Мы тоже не разбиваем, все надеемся возвратить, опять будет служить нашей Красной Армии. Товарищей, павших смертью храбрых, честью похороним. Надо его доставить, не вызвав орудийного огня».
Изустная история вьетнамской войны от тридцати трёх американских солдат, воевавших на ней.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В первые же дни Великой Отечественной войны ушли на фронт сибиряки-красноярцы, а в пору осеннего наступления гитлеровских войск на Москву они оказались в самой круговерти событий. В основу романа лег фактический материал из боевого пути 17-й гвардейской стрелковой дивизии. В центре повествования — образы солдат, командиров, политработников, мужество и отвага которых позволили дивизии завоевать звание гвардейской.
Два бестселлера в одной книге! Лучшие романы об ужасах войны против России. Кровавый ад Восточного фронта глазами немецкого снайпера и командира тяжелого танка «Тигр». Они как молитву затвердили жестокую фронтовую мудрость: «убей или умри!». Они были убежденными нацистами, верившими в свое расовое превосходство над «иванами», - пока беззаветная отвага и стойкость советского солдата не заставили их усомниться в прежней вере, а смерть не окликнула их по-русски…На Восточном фронте без перемен. Попав сюда, не рассчитывай вернуться живым, распрощайся с надеждой - и учи русский язык! Не для того, чтобы просить о пощаде - на этой проклятой войне нет места ни прощению, ни милосердию.
Три бестселлера одним томом! Лучшие романы о штрафниках Великой Отечественной. Боевой путь советской штрафной рота от проклятой высоты подо Ржевом, ставшей для них «высотой смертников», — после этого боя от всей роты в строю осталось не больше взвода, — до беспощадных боев на Курской дуге и при форсировании Днепра.Штрафников не зря окрестили «смертниками» — «искупая свою вину кровью», они обязаны были исполнять самые невыполнимые приказы любой ценой, не считаясь с потерями, первыми шли в самоубийственные разведки боем и на штурм неприступных вражеских позиций.
Три бестселлера одним томом! Лучшие романы о штрафниках Великой Отечественной. Боевой путь советской штрафной рота от проклятой высоты подо Ржевом, ставшей для них «высотой смертников», — после этого боя от всей роты в строю осталось не больше взвода, — до беспощадных боев на Курской дуге и при форсировании Днепра.Штрафников не зря окрестили «смертниками» — «искупая свою вину кровью», они обязаны были исполнять самые невыполнимые приказы любой ценой, не считаясь с потерями, первыми шли в самоубийственные разведки боем и на штурм неприступных вражеских позиций.
Лучшие романы о штрафниках Великой Отечественной, достойные войти в «золотой фонд» военной прозы, — так пронзительно и достоверно, настолько беспощадно-правдиво о войне давно не писали!У штрафников не бывает могил — после боя их хоронили без воинских почестей, зачастую просто в воронках или брошенных траншеях Им не ставили памятников, их не представляли к орденам и медалям. Единственная их награда — вернуться в строй, «искупив свою вину кровью». Вот только до конца штрафного срока доживали меньше половины…«Штрафные роты не зря называли еще и «штурмовыми» — в каждом бою они шли на штурм, под ураганный огонь в упор.