Штосс - [29]

Со временем Чубей наловчился сидеть на досках, не прибегая к помощи веревки. Вот и сейчас он проделывал этот фокус и, пользуясь тем, что руки свободны, читал свежую прессу. Обрывок газеты «Быкохвостовский вестник» датировался прошлым месяцем. Первым, что бросилось в глаза читателю, была заметка, в которой райисполком объявлял конкурс на звание «Властелин села».

– Победителем станет тот, кто представит комиссии лучшее подворье, – прочитал Оторвин. – Итоги конкурса будут подведены… Ах, чтоб меня!

От желания действовать Мишка едва не свалился с насеста. Он спрыгнул на твердую землю, позабыв вытереть задницу, натянул штаны и бросился к дому, размахивая обрывком газеты.

– Гриня!

– Чего?

Бурый допил самогон и пришел в прекрасное расположение духа. Поэтому предложение Чубея прочесть статью в штыки воспринимать не стал. Пошевелив губами, он поднял глаза на Мишку.

– Ну?

– Баранки гну! Я – властелин села!

Гриня с сомнением посмотрел на Чубея, который принял позу монумента Ленину.

– Ты?

– Я!

– Иди коровам хвосты крути, властелин. Видать сильно тебя мячиком-то шибануло…

Оторвин вдруг прыгнул на Бурого и схватил его за отвороты плаща.

– Идиот! Не понимаешь, какой нам момент представился? Можно всем кузькину мать показать!

– Зачем?

В былые времена Бурый смахнул бы с себя Мишку как соломинку, да еще и съездил бы по морде, но сегодня, ошеломленный натиском, он просто продолжил сомневаться в правильности постановки вопроса.

– Тебе че больше заняться нечем? Может прокакаться до конца не успел? Так вернись – еще не поздно.

Удар в челюсть был не только сильным, но и неожиданным. Бурый плюхнулся на задницу и вскинул ноги, демонстрируя протертые до дыр подошвы. Он был сильнее Мишки по крайней мере в два раза, но в данном случае правда была не в силе, а сила была в правде. Чубей поставил ногу на грудь поверженного Грини.

– Ты со мной или как?

Бурый взглянул на Оторвина снизу вверх. Веснушчатое лицо Мишки было не просто одухотворенным. Оно сияло неземной красотой и мужеством, свойственным лишь олимпийским богам. В волосах Чубея путались облака, а тощая грудь вздымалась подобно кузнечным мехам. Давид поверг Голиафа. Бурый сдался, окончательно и бесповоротно признав лидерство Чубей-Оторвина.

– Думаешь, прорвемся?

– Уверен! – завопил Чубей, брызгая слюной, словно у него наступил эпилептический припадок. – Собирай мужиков!

– Где мне их взять?

– Да на крыльце у сельмага, – Оторвин прибег к испытанному методу сбора нижнечмыринской творческой интеллигенции. – Главное Фимку Циркулева не забудь! Говори всем, что за звание властелина села биться будем!

Гриня ринулся сельмагу со скоростью выпущенного из пращи камня. С этой минуты он стал бояться оставаться с обновленным Мишкой один на один. На крыльце сельмага было как всегда людно. Из магазина выходили нижнечмыринские патриции, успевшие отовариться бутылкой. Их встречали безденежные плебеи, робко молившие плеснуть хоть с полстакана. Бурый хоть и уверовал в исключительность Чубея, резонно решил, что за наглое требование всем немедленно направиться на клич Оторвина можно схлопотать в челюсть еще раз. Поразмыслив, он зычно крикнул:

– Мужики! У Мишки Оторвина крыша поехала!

Все дружно обернулись к глашатаю благой вести, но, как и в случае с Иоанном Крестителем пророку не поверили.

– Брехня!

– У него башню еще при рождении снесло!

– Тоже удивил, Гриня. Иди-ка лучше портвешка с нами бабахни!

– Мамой клянусь! – Бурый рванул плащ, обнажая волосатую грудь. – Чубей на всю голову теперь больной. Вопит что он – властелин сила!

Эта тирада Грини была встречена дружным хохотом.

– Так и есть! А кто сомневался?

– Мишкину рожу видали? Такая только у властелина села и бывает!

Бурый понял, что опять взял неверную ноту. Народ явно не желал присоединяться к Мишке. Бурый предпринял последнюю отчаянную попытку.

– А еще, мужики, говорит, что он всех вас на фуфельнике вертел!

Тут над крыльцом сельмага повисла гробовая тишина. Пауза длилась не меньше минуты, а затем к Бурому вразвалочку приблизился трижды судимый за хулиганство алкаш Никита Кулачков.

– А ну-ка повтори…

– Вертел всех вас на фуфельнике! – Гриня набрал полную грудь воздуха. – И просил передать, чтоб носки хозяина по очереди нюхать подходили!

Крыльцо сельмага опустело так быстро, что Бурый не сразу сообразил, что произошло. А когда понял, то побежал вслед за мужиками, которые наперегонки ринулись занимать очередь к носкам хозяина. По пути некоторые из них останавливались, чтобы выломать из штакетников доски, другие на бегу подхватывали обломки кирпича. Бурый был уверен в том, что уже не застанет Чубея в живых, поэтому не бежал, а шел. Издали он увидел, что вся честная компания сбилась в кучку. Из глаз Грини выкатилась скупая слеза. Он решил, что нижнечмыринские приверженцы суда Линча стоят над бездыханным телом. Однако приблизившись, едва не брякнулся в обморок от изумления. Толпа, побросав кирпичи и доски в полной тишине наблюдала за Чубеем, который вооружившись косой, обрушивал всю ее мощь на заросли крапивы. Коса была тупой, поэтому Оторвин не косил, а скорее просто сбивал крапивные побеги. Рядышком с тазиком у ног, тряпкой в руках и синяком под глазом старательно оттирала окна мадам Оторвина.