Штормовая волна - [151]
— Урсула Уорлегган. Да, не имею ничего против. Валентин Уорлегган. Урсула Уорлегган. Прекрасная пара.
В сонной дремоте Элизабет с особым удовольствием отметила слова про прекрасную пару и благословила доктора Ансельма за помощь в достижении такого результата.
Джордж понимал, что ему пора уходить, но хотел сказать еще кое-что.
— Элизабет.
— Да?
— Вчера я приехал не просто так. Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Надеюсь, что-то хорошее.
— Да, хорошее. Как ты помнишь, накануне отъезда из Лондона я виделся с мистером Питтом.
— Я знала, что ты к нему ездил... Но ты ничего об этом не рассказывал.
Джордж хмыкнул и поиграл монетами в кармашке.
— Да. И тому была причина. Как ты знаешь. Надеюсь, она никогда больше не возникнет. Наш долг об этом позаботиться... Но должен сказать тебе, что встреча с канцлером прошла весьма успешно и оказалась полезной. Я пообещал ему полную поддержку, а он с благодарностью ее принял.
— Я рада.
— В общем, это было три недели назад. Вчера утром я получил письмо от Джона Робинсона. Он сообщил, что Питт благосклонно отнесся к моей просьбе, одной-единственной просьбе, и рекомендовал его величеству в новом году посвятить меня в рыцари.
Малышка в колыбели издала едва заметный вздох — свое первые высказывание в этом странном новом мире.
Элизабет шире приоткрыла глаза, прекрасные серо-голубые глаза, которые всегда так завораживали Джорджа.
— Ох, Джордж, это так чудесно!
Джордж широко улыбнулся — весьма редкое для него явление.
— Я предполагал, что тебе это понравится... леди Уорлегган.
Раздался легкий стук в дверь. Это была Люси Пайп.
— Если позволите, сэр, дохтур Бенна приехали. Ему подняться?
— Нет. Не стоит. Пусть твоя хозяйка отдохнет.
Голова Люси тут же скрылась за дверью.
— Ты должна поспать, дорогая, — сказал Джордж с совершенно несвойственной ему теплотой.
— Да...
Элизабет закрыла глаза.
— Сладких снов, леди Уорлегган, — сказал Джордж и наклонился ее поцеловать.
— Благодарю... сэр Джордж.
После долгой и утомительной поездки доктор Бенна не особо расстроился, когда ему сказали, что ребенок уже благополучно родился, а мать и дитя чувствуют себя хорошо. Однако куда больше его расстроил отказ Джорджа позволить осмотреть пациентку. В любых других домах он, несомненно, направился бы прямо в спальню, но с нуворишами Уорлегганами, подчеркивающими собственную важность, приходилось вести себя аккуратней.
А когда мистер Уорлегган наконец-то снизошел до беседы с ним, то был непреклонен. Его жена благополучно родила ребенка и теперь должна поспать. С ней мисс Оджерс, и она позовет доктора, если он понадобится. Джордж знал, что Бенна из тех, кто не способен войти в комнату на цыпочках, так что пока его стоит держать на первом этаже.
Чтобы умиротворить доктора, Джордж отвел его в столовую, где за бренди и портвейном дремали старики Чайноветы, и велел передать на кухню, чтобы подали обед ему и голодному гостю.
Миссис Чайновет, естественно, обрадовалась новости о рождении внучки, но, как и доктор Бенна, обиделась, что ей не позволили немедленно подняться наверх. Мистер Чайновет слишком много выпил, чтобы присоединиться ко всеобщей радости, и похрапывал, положив голову на стол. Стол был длинным, так что на другом конце можно было и поесть.
Джордж никогда не любил много болтать, а доктор Бенна до сих пор лелеял обиду, и потому за столом главным образом звучала аристократичная, хотя и заплетающаяся речь бабушки, миссис Джоан Чайновет, урожденной Ле Грис, как она подчеркивала — одного из старейших и высокорожденных семейств Англии.
— Вздор, — пробормотал Джонатан Чайновет, что-то расслышав сквозь пьяную дрему. — Самая что ни на есть об-бычная семья. Приехали из Нормандии пару веков назад. Ничего особенного.
Его жена пустилась в длиннейшие рассуждения о подходящем для малютки имени. Джордж продолжал жевать, припомнив похожий случай, когда родился Валентин и состоялся подобный же разговор о его имени. Но тогда перед ним сидел собственный отец, а в кресле свернулась эта старая карга, злобная ведьма Агата Полдарк, и время от времени шипела, как змея, выплевывая свои предложения.
Джордж не был суеверным, но вспомнил, как его мать боялась старуху — в былые времена тетушку Агату давно бы отволокли на костер или к позорному столбу. И вполне заслуженно, потому что ни один колдун не причинил бы ему столько зла. Даже отцовский бронхит как будто начал прогрессировать именно с того вечера, когда камин дымил, словно сквозняк устроили какие-то сверхъестественные силы. Да и сам Джордж был чертовым идиотом, раз поддался злобной старухе. Даже в день рождения Валентина она указала, что он появился на свет во время лунного затмения, а значит будет несчастен всю жизнь.
Разумеется, она с самого начала ненавидела Джорджа, еще даже до того, как он начал ее замечать или ненавидеть. Живое воплощение четырех поколений Полдарков, которых она пережила, Агата как никто другой восставала против выскочки, поначалу допущенного в этот дом из сострадания, только в качестве школьного приятеля Фрэнсиса. А потом она наблюдала, как из ничтожества он стал важной персоной, с ненавистью наблюдала за его карьерой, пока он не завладел сначала Фрэнсисом, а затем и домом. Для Агаты было настолько же невыносимо это видеть, как для Джорджа — радостно и вдохновляюще.
