Штопор - [91]

Сташенков прекратил стрельбу и, не спуская глаз с валунов, повел вертолет на высоту, чтобы ударить сверху.

Душман, похоже, разгадал замысел летчика: из-за валунов высунулось дуло гранатомета. Сташенков дал еще очередь. Дуло исчезло.

Рискуя быть простреленным просто автоматными пулями — у «Ми-8» броневой защиты, к сожалению, не имелось, — Сташенков завис над самой террасой, где обосновались душманы, и выжидал, когда гранатометчик появится из-за камней или выкурят его оттуда десантники. Он понимал нелепость своего упрямства: поединок вертолета, имеющего три мощные огневые точки, с одним душманом — детство, тактическая безграмотность, но не хотел упустить живым именно этого душмана, поразившего вертолет Сарафанова. Остался ли жив кто-нибудь из экипажа? Вряд ли…

— Видел, куда я стрелял? — спросил у штурмана.

— Видел. И того душмана, — ответил Марусин.

— Ну-ка попробуй его достать.

Сташенков медленно повел вертолет к горе. Марусин полоснул очередью по валунам. И душман не выдержал, выскочил из-за валунов и бросился под прикрытие скалы, карнизом нависшей над террасой. Он не пробежал и половины пути, как трасса Марусина опрокинула его, пригвоздила к земле.

— Командир, отходи влево, не мешай десантникам, — посоветовал Марусин.

Сташенков и сам видел, что по всему карнизу мелькают фигуры наших десантников, что бой перешел, можно сказать, в рукопашную, и стрелять с вертолета опасно — можно поразить своих, — накренил вертолет и со скольжением стал отходить от горы.

По фюзеляжу стеганула трасса, будто вертолет зацепил за макушки деревьев; Сташенков ощутил тупой удар в правую ногу, ее сделало чужой и непослушной, но боли он не чувствовал. Вертолет продолжал разворачиваться влево, но, когда настала пора выводить его и Сташенков нажал на правую педаль, ногу пронзила острая боль.

— Бери управление! — крикнул Сташенков Марусину. О том, что ранен, умолчал, чтобы не тревожить экипаж.

Летчик-штурман незамедлительно выполнил команду. Не выпуская из поля зрения панораму боя, Сташенков стал ощупывать ногу, и рука, опускаясь по бедру, чуть выше колена наткнулась на теплое и липкое.

Вот куда. Пуля — это от той хлесткой очереди, которую он слышал, — похоже, кость не задела: боль притухла. Но когда он увидел на пальцах и ладони сгустки крови и почувствовал ее специфический, дурманящий запах, у него закружилась голова. В глазах поплыла рябь, приборную доску подернуло туманом. «Теряю сознание», — мелькнула мысль. Только не это… Врач как-то объяснил, что в подобных случаях надо глубже дышать — легкие требуют больше кислорода… Вдох-выдох. Еще глубже… А еще — обеспечить прилив крови в голову. Наклон вниз-вверх… Мешает ручка управления… Еще, еще… Уже лучше.

— Что с вами, командир? — обеспокоился Марусин. — На вас лица нет.

— Ничего, — попытался улыбнуться Сташенков. — Зацепило, кажись.

Марусин скользнул по нему взглядом, увидел, куда ранен командир, и крикнул бортовому технику:

— Петрухин, срочно в кабину командира с индпакетом. — И к Сташенкову: — Я на всякий случай отойду подальше.

— Не надо! — приказным тоном возразил Сташенков. — Душманы должны чувствовать наше присутствие.

За спиной появился бортовой техник с индивидуальным медицинским пакетом.

— Бинт! — протянул к нему руку Сташенков. — Потом дашь жгут.

Едва прикоснулся к предполагаемому месту ранения, как острая боль разлилась по всей ноге. Бинт сразу же прилип к пропитавшему брюки сгустку крови. Сташенков обернул бедро один раз, второй, затягивая покрепче, чтобы остановить кровь. Боль усиливалась, но он пошевелил пальцами, побольше изогнул ногу в колене; нога повиновалась, — значит, ничего серьезного. Надо только остановить кровь. Еще виток, еще. А кровь мгновенно просачивалась сквозь бинт и расплывалась большим пятном, пропитывая штанину брюк.

В глазах снова зарябило, и тошнота подкатила к горлу. Сташенков откинул назад голову, сделал глубокий вдох.

— Разрешите, я? — Петрухин взял из рук командира бинт и продолжил перевязку.

— Потуже, — попросил Сташенков. — А теперь чуть повыше, жгутом…

Перевязка не уменьшила боли, но кровь, похоже, прекратила сочиться и рябь с глаз исчезла.

— Идите к пулемету, — приказал Сташенков борттехнику.

В это время увидел впереди взметнувшуюся красную ракету. В наушниках раздался голос лейтенанта Штыркина, командира группы десантников:

— Беркут, я — Мангуста, вызываю на связь.

— Беркут на связи, — отозвался Сташенков.

— Операция закончена, прошу борт для раненых.

— Понял, Беркут. Ноль полсотни первый. Иду на посадку. Ноль семьдесят второму и остальным осуществлять прикрытие. — Сташенков кивнул Марусину в сторону дымящегося вертолета Сарафанова. — Давай туда.

Первым делом надо было забрать раненых, а там, где разорвалась граната в момент десантирования, их больше всего. И самому нужна более квалифицированная помощь. В группе есть врач и санинструктор, но во время посадки будет не до этого. Десантников было сорок пять — на трех вертолетах, теперь придется увозить на двух. Плюс четыре члена экипажа. И среди душманов найдутся, видимо, раненые, не бросать же их. Надо задействовать и «Ми-24», хотя бы человека по четыре. А сколько душманов?.. Запросить у КП еще вертолеты?.. После боя — не резон…