Штольня в Совьих Горах - [44]

Не счесть, сколько там молотов било, сколько работало маленьких человечков, одетых в коричневые колпачки и кожаные фартуки! Шум самосильный над вырубкой стоял — шум голосов работающей толпы. Словно в улье гудело всё вокруг!

Спрятался Якуб за угол хаты и стал из-за кустов глядеть на маленьких кузнецов и плавильщиков. И не мог надивиться, как складно у них работа идет, как всего им хватает — и умения, и расчета, и ловкости. Заметил, как на конце вырубки дым из ям идет, где гномы-угольщики выжигали древесный уголь, для поддержания огня в дымарках потребный. А на лесной дороге показались маленькие возы, груженые кусками уже выплавленного железа. Тащили их козы и олени, а гномы-возчики только покрикивали на них весело.

— Что делается… — шептал Якуб. — Боже, что делается!

Скрываясь меж деревьями и за кустами, обошел Прокша хату, прокрался к кузнице и через окошко в задней стене заглянул внутрь. Гудело там и звенело всё от работы — маленькими клещами вытаскивали гномы-кузнецы раскаленные куски железа из горна, на котором пылал ровный и сильный огонь. Другие, толпясь, но не мешая друг другу, ковали копья и наконечники для стрел. Много их было этих маленьких человечков — потому и управлялись они с длинными копьями и тяжелыми наконечниками: громадой всё одолеть можно! А над этим согласным и веселым трудом, словно весенний радостный ветер, словно птичий щебет, звенела старая кузнецкая песня:

Будет вдоволь железа,

Шихта в печи не влезет!..

В большом ящике, что стоял у порога кузницы, увидел Якуб десятки уже готовых копий — блестящих, хорошо откованных.

Радость охватила кузнеца. Хотел было подбежать к маленьким своим помощникам и от чистого сердца поблагодарить их, однако остановился сразу и присел возле хаты, вдали от места работы гномов — чтобы не мешать им. Припомнилось Якубу всё, что говорили среди кузнецкого сословия об этих маленьких человечках. Кузнец работает днем, а гном помогает ему ночью. Не любит он, если человек станет возле него и глазеет — сердится тогда, бросает инструмент, уходит и больше уже не возвращается. Никакой платы гном не принимает, ибо помогает человеку не как наемник, но только как товарищ и собрат по ремеслу.

Решил поэтому Якуб незаметно поставить на пороге кузницы жбан пива: гномы так же, как и люди кузнечного ремесла, за работой любят гасить жажду пивом. Тут же, рядом со жбаном, поставил миску, накрошил в нее хлеба свежего и сыра. Но делал всё тихо и незаметно, чтобы не всполошить занятых работой человечков.

А гномы старались вовсю — не отдыхали ни минутки до того часа, пока в курятнике Прокши не пропел в третий раз его пестренький голосистый петушок. Якуб тихонько вернулся в хату, а маленькие кузнецы неведомо каким образом спрятали под землю свои горны и дымарки, да и сами куда-то исчезли. Остались только сложенные в сарае за кузницей груды копий, которые они выковали ночью для рыцаря Лабендзя.

Дивился Якуб прекрасной работе гномов и не жалел им ни питья, ни мёда, которые налил в мисочки и жбаны, порасставив их по разным углам своего хозяйства. Лабендзь тоже был доволен отличными копьями и перекованным мечом: прислал Якубу полный кошелек серебра.

Теперь снова каждый день дымила труба в Якубовой кузнице, и голубоватая полоса дыма, поднимавшаяся над лесом, возвещала людям, что Прокша не спит до полудня, а усердно в кузнице трудится. Каждое утро находил Якуб в ящиках приготовленные ночью гномами железные слитки, а под стеной на дворе — кучу свежевыженного древесного угля, которого ему на весь день работы хватало.

Рыцарь Лабендзь и окрестные мужики всё больше привозили Якубу заказов на кузнечную работу, а платили, как кто мог — кто деньгами, а иные разным припасом домашним. Хорошо теперь стало Прокше — был у него в хате и холст на рубахи, хватало и муки на калачи и лепешки. Каждый день ел он теперь жирную кашу, досыта пил мёд и пиво. Известно: если кому-либо из кузнецов помогала громада этих маленьких, но очень трудолюбивых человечков, то всё шло у него как по маслу — что в замыслах своих, то и в работе.

Прознала о больших достатках Якубовых одна вдовушка красивая и так дело повела, что влюбился в нее кузнец и замуж хотел ту вдову взять.

— Однако, пока дело до свадьбы дойдет у нас с тобой, Якуб, — однажды сказала вдова, — приеду я к тебе с соседками своими и полный порядок в твоем холостяцком хозяйстве наведу!

— Добро, Кася, приезжай! — ответил Прокша. — Приезжай и делай, что сочтешь нужным.

На следующий день, чуть рассвело, явились к Прокше три бабы — все с большими метлами. Радушно принял их Якуб, пшеничных клёцок наварил целый горшок, а когда позавтракали все, ушел к себе в кузницу. Кася в алом платке на голове и в большом переднике быстро начала уборку.

— А ну, пошел вон отсюда, блошиная чума! — закричала она на Гацека и метлой его огрела. — Ступай в лес, дармоед, не то я тебе уши длинные пообрываю!

Устрашенный пёсик, поджав хвост, кинулся сломя голову в лопухи, а оттуда в лес умчался. В душе своей собачьей поклялся Гацек никогда в жизни на глаза страшной бабе не показываться. Услышав сердитые крики вдовы, Прокша выглянул из кузницы, но хотя и понял, что зря обидела она пёсика — не вступился за Гацека. Влюблен был в Касю и не захотел с нею ссориться.