Штильскин - [36]

Именно эти высокие зеленые башни, искрящиеся, невзирая на пасмурное небо, и рассматривал Румпельштильскин, сидя в укромном месте в близлежащей аллее. Ему нужно было кое с кем поговорить в одной из этих башен, конкретно, с одним волшебником, старым знакомым. Дворф предполагал, что волшебник, возможно, не будет рад общению с ним, но Румпельштильскину требовалась услуга; услуга, которую мог оказать лишь волшебник.

Он надел драный плащ, найденный в переулке и пнул старика, что носил этот плащ прежде и сейчас стонавшего на земле в этом переулке. Дворф вышел из переулка, спешно пересёк улицу, взобрался по изумрудной стене и тяжело спрыгнул в замковых садах.

Сады были созданы волшебником-садоводом, и по совместительству, дальтоником, по имени Эрик. Он не хотел быть волшебником; он хотел просто выращивать красивые цветы. Именно родители Эрика заставили его стать волшебником, хотя, на самом деле, никого нельзя заставить стать волшебником, волшебство само находило человека. Никто, строго говоря, не понимал, как это происходит, но оно как-то было связано со случайным проникновением волшебства в матку сразу после зачатия. Сообщество волшебников проводило эксперименты по внедрению магии в утробу нескольких беременных женщин, однако в результате получилась группа детей, имевших интересные и весьма уникальные оттенки фиолетового. Волшебство должно случайным образом попасть в зародыш, чтобы на свет появился волшебник, что наводило на вполне уверенные мысли о том, что даже волшебство порой любило развлекаться.

Магические способности открылись у Эрика в юном возрасте, когда тот взорвал домашнего борогова своей тётушки Фло. К его любви к садоводству постоянно примешивалось обучение волшебству, и он с превеликой для себя радостью выяснил, что мог совмещать свои способности к магии с любовью к садоводству, создавая и выращивая сказочно необычные растения и цветы. Прочие волшебники всеми силами старались избегать садов, поскольку частенько не могли воспринимать ту красоту, что Эрик видел в своих обожаемых созданиях.

Именно эти многоцветные создания в данный момент таращились на дворфа с видом, разнившимся от недоумения от того, что кто-то оказался в их саду, до гнева, вызванного тем, что кто-то поимел наглость вторгнуться в их сад. Ужасным побочным эффектом создания растений при помощи магии являлось то, что они не только обладали самосознанием, но также и осознавали всё, что вокруг них происходило. Многие из них имели способность двигаться, а в отдельных случаях и говорить, пускай и на не всегда понятном языке. Будучи древней силой, магия частенько ассоциировалась с языком бармаглотов, который так и называли — бармаглотским. Некоторые считали этот язык великим, полным мудрости и скрытых символов о происхождении сущего. Другие считали его полной чушью.

— Ты чо тут забыл, шкет? — грубо поинтересовался оранжево-фиолетовый папоротник.

Румпельштильскин слыхал о саде и понимал, что наилучшей тактикой будет полное игнорирование всех растений.

— Кудой намылился, гадский гад? — вмешалась группа светло-серых тюльпанов.

— Вы, — заговорило гигантское подобие кустарника с розовыми листьями, — вторглись на частную территорию. Прошу вас уйти.

Румпельштильскин отмахнулся от кустарника и пошёл дальше.

Из земли вытянулся длинный усик травы и обвился вокруг запястья дворфа.

— Очень грубо не отвечать, когда к вам обращаются, — заявил куст.

— Убить пришельца лап-ца-ца! — выкрикнули тюльпаны.

— Скормить яво траворезке! — воскликнул папоротник.

— Отвалите, чёртовы растения! — крикнул Румпельштильскин.

— А, значит, вы можете говорить, — сказал куст.

— Траворезка! — снова выкрикнул папоротник.

— Спокойнее, мой оранжевый друг. Давайте, выясним, что он тут делает. Возможно, он всего лишь пришёл с нами пообщаться.

— Нихто с нами разговариват, мелкий ты гнусный куст! — выкрикнул папоротник.

— Видите, с чем мне приходится иметь дело, — обратился куст к дворфу. — Любая компания хороша, когда прирос корнями к одному месту, а вокруг они неандертальцы, так что свежая беседа всегда в радость. Ну, так, что? Не останетесь ненадолго? — Куст небрежно обвил несколькими травинками живот Румпельштильскина.

Под плащом на боку у него висел топор, украденный у селян.

— Что ж, полагаю, если вы ослабите хватку, я мог бы ненадолго задержаться. — Дворф улыбнулся.

— Превосходно! Принесите нашему гостю стул.

Большой декоративный валун выпустил паукообразные ноги и заковылял туда, где стоял дворф. Куст отпустил его и он сел на камень, который уже спрятал ноги.

Он устроился поудобнее, сунул руку под плащ, ухватился за рукоять топора и принялся ждать.

— Итак… — начал куст. Этим он и закончил. Дворф бросился на куст, размахивая топором и целясь в его корни.

— Уууй! — завыл куст.

— У няво тапор! Убить яво! Убить яво! — вопил папоротник, беспомощно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Кранты! — выкрикнули тюльпаны.

Сад, казалось, пришёл в движение, когда дворф безжалостно рубил куст, который отмахивался всеми имевшимися в его распоряжении нитями травы. К драке присоединился длинный, похожий на сумасшедшего, плющ, крепко оплетя голову Румпельштильскина и ослепляя его. Всё, что могло двигаться, ну или хотя бы тянуться, набросилось на борющегося дворфа и принялось бить его всем, что было, пока тот совершенно не исчез из вида. Всё, что было видно — это яростно трясущееся хитросплетение растений и кустарников психоделической расцветки, сопровождаемое шелестом травы.