Штамп Гименея - [26]

– И ты оставайся, – радушно приглашал он, видимо, одобрительно отнесся к моей красоте. – Тут только ночью можно работать. Не ходят всякие придурки.

– По-моему, тут все время кто-то ходит, – ответила я, хотя по ночам тоже оставалась. Идея с Петром Первым вполне устроила продюсеров, которые после тестовой демонстрации заглянули в студию, осмотрели меня с ног до головы и задумчиво почесали подбородки. Славик начал суетливо объяснять, почему я и только я подойду для этой работы.

– Уникальный случай. По доброй воле держала кремль! Очень наш человек, – заверил продюсеров Славик.

– Поживем – увидим, – пространно заявили продюсеры тоном милиционера. – На такое место можно консультантов из профессоров выбирать.

– И что мне делать с профессором? Он же только жрать будет и моделей тискать, – возмутился Гошка.

– И это тоже, – согласился кто-то маленький, с наполеоновским комплексом. Скорее всего, главный из продюсеров. Еще до этого он очень внимательно осмотрел меня со всех сторон. И хотя я была в творческом виде (кеды и строительный комбинезон), он посмотрел на Гошу понимающими глазами. Мол, тут теперь нам самим есть что тискать.

– Я – девушка приличная, – на всякий случай шепотом заявила я. На меня обернулись так, словно я была инопланетянка.

– Приличных девушек почти нет в природе. Это как негры-альбиносы, – уверенно заявил Славик и повел группу продюсеров куда-то в офис поить «Смирновкой».

Я сочла за лучшее скрыться, чтобы не пришлось отбиваться от работодателей под пьяную руку. Но угрозы взять на мое место профессора восприняла и стала работать за двоих, а то и за пятерых. Я практически дневала и ночевала в студии, выискивая исторические вопросы с приколом и так называемым вторым дном. Чтобы нельзя было отгадать с помощью простой логики. Конечно, это была не совсем моя работа, потому что, как выяснилось, существует целая рабочая группа, которая должна разрабатывать варианты, а я – только консультировать их на предмет полного или неполного бреда с научно-исторической точки зрения.

– А почему они тогда ничего не делают? – настороженно спрашивала я у Гоши, который с меланхоличным видом разделывал на столе селедку.

– Почему ничего? Они еще пару недель назад скачали исторические тесты с какого-то сайта.

– И где они? – удивилась я. Раз есть куча уже созданных вопросов, то зачем я мучаюсь.

– Где-то у Славика. Кажется, во втором ящике, – как ни в чем не бывало ответил Гоша и аккуратно щипчиками принялся выдергивать из селедки кости. При этом он смотрел на нее так нежно, будто это не селедка, а грудной младенец.

– Я взгляну? – для проформы спросила я и нырнула в недра Славикова захламленного стола.

Гоша какое-то время наблюдал за моими мытарствами, а потом изрек:

– Ты, конечно, посмотри… Только мы-то уже смотрели. Барахло. Я бы такую передачу ни за что не стал снимать. Нам надо что-то, чтоб бороды рубили.

– Ну, так верните им и пусть делают новый вопросник! А я подкорректирую! – возмущалась я.

– Славик им спьяну подписал акт выполненных работ. Так что придется нам, – скорбно развел руками Гоша и принялся, щурясь от блаженства, употреблять селедку внутрь. – Будешь?

– Нет, спасибо, – раздраженно отмахнулась я от его ароматной рыбешки.

Надо же, какой бардак. Им акт подписали, а мне профессором угрожают и заставляют неделями не видеть белого света. Хотя, если честно, интереснее, чем сейчас, я никогда не жила. И я чувствовала, что готова всю жизнь заниматься всем, чем придется, только бы остаться в этом странном, нелогичном мире телевидения. Здесь я леплю, режу, клею, придумываю всякую ерунду и крашу стены в черный цвет. А еще режу майку на груди, как у Леры… И никто не ругает, а даже наоборот. Наливают и дают премии.

– Что это за жизнь, если тебя вечно нет дома? – ворчал на меня папа, когда ему удавалось выловить меня в коридоре.

– Что это за жизнь, когда я вечно дома? – логично вопрошала я, пытаясь уговорить свой организм, что спать с девяти утра до обеда – это нормально и даже полезно. Вообще-то он у меня довольно сговорчивый, но постоянные смены часовых ритмов измотали и его.

– Смотри, загонишь себя, потом всю жизнь на лекарства работать будешь, – парировал папа, который в отличие от меня очень хорошо знал, что жизнь есть даже после сорока или пятидесяти лет. В мои скромные годы мне казалось, что к тому времени я вся быльем порасту и исчезну в трясине сериалов. Хотя теперь получается, что я, очень может быть, сама буду лепить эти многосерийные мозгодробилки. Эх, надо успевать жить! Тем более что именно здесь, в этой цитадели вранья и условностей, где реальность создается буквально из грязи под ногами, я вдруг нежданно-негаданно обрела подругу. Для меня это большая редкость, потому что, как я уже сказала ранее, дружеские отношения у меня почему-то складываются больше с мужчинами. Когда-то, в детстве, я очень даже печалилась об этой досадной несправедливости.

– Давайте поиграем? – умоляюще смотрела я в глаза своих сверстниц-одноклассниц, которые обсуждали сериал Джейн Эйр и разыгрывали сцену невыносимого гнета Джейн в пансионе. Я тоже хотела, до слез хотела быть этой упертой суперморальной девочкой Джейн, которая мужественно выносит все тяготы жизни – типа необходимости ложиться спать в десять часов и умываться каждый день. О, как бы я была живописна, как трогательна. Я бы дрожала губками и изрекала: «Как же я хочу быть по-настоящему хорошей девочкой! Ведь тогда мне обломится мистер Рочистер!»