Шпионы ХХ века: от царской охранки до ЦРУ и КГБ - [148]

Во главе новообразованного штаба контрразведки (Counterintelligence Staff) Даллес поставил Энглтона. Чтобы рассмотреть возможность внедрения агентов КГБ в ЦРУ, Энглтон быстро образовал специальную следственную группу (Special Investigation Group, SIG). Группа стала небольшим, весьма элитным подразделением. В 1962 году в ней работало восемь проверенных, необщительных офицеров.

Однако первоначально Энглтона к допросам Голицына не привлекали. Эта задача была доверена отделу Советской России, возглавляемому Дэвидом Мерфи. А Голицын мог сообщить Мерфи далеко не все. В секции НАТО он должен был писать сводки разведданных по НАТО на основании донесений иностранных источников КГБ. И хотя он видел донесения, личности источников ему были неизвестны. В результате он мог указать лишь косвенные признаки или сведения, которые при тщательном расследовании могли бы выявить советских шпионов. Его показания помогли разоблачить шпиона в Адмиралтействе Джона Расселла, бывшего канадского дипломата Джона Уоткинса и канадского профессора Хью Хемблтона, работавшего в НАТО.

Голицын также предположил, что в SDECE внедрилась целая ячейка агентов КГБ. Это предположение привело к тому, что весной 1962 года президент Кеннеди отправил курьерской почтой президенту де Голлю письмо, извещавшее, что, по словам советского перебежчика, во французское правительство, в том числе и в его спецслужбы, внедрились агенты КГБ. Де Голль приказал начальнику разведотдела генерального штаба генералу Жан-Луи дю Темпл де Ружмону отправиться в Вашингтон для беседы с перебежчиком.

Беседы с Голицыным произвели на Ружмона достаточно серьезное впечатление, чтобы в мае 1962 года объединенная команда DST-SDECE прибыла в Вашингтон для проведения более детального допроса. Во Франции Голицын получил другое кодовое имя: "Мартель" (Martel). Из уст Голицына французам довелось услышать ошеломительные обвинения. Вдобавок к утверждениям, что влиятельный француз, работник НАТО передает документы КГБ и что КГБ внедрился в окружение де Голля, Голицын также заявил, что КГБ всерьез укоренился в SDECE. Внедрившаяся ячейка, неофициально названная "Сапфир" (Sapphire), якобы состояла из двенадцати агентов. Агенты "Сапфира", сообщил Голицын, позволили начальнику 1-го Главного управления КГБ генералу Сахаровскому похвастаться в 1959 году, что он располагает всеми планами реорганизации. "Мартель" также проинформировал своих собеседников, что Советам прекрасно известно о планах организовать, по требованию де Голля, специальную секцию SDECE для ведения научной разведки в Соединенных Штатах[71].

В рамках SDECE обвинения Голицына касались ряда высокопоставленных чиновников, в том числе заместителя начальника полковника Леонара Уно и начальника контрразведки полковника Рене Делсени. Следствием стал визит в ноябре 1963 года полковника де Лануррьена из SDECE к директору ЦРУ Джону Маккону с письмом, выражавшим недовольство. Позднее под подозрение попал сам де Лануррьен.

Недовольство обвинениями Голицына, а также натянутые отношения между ЦРУ и начальником представительства SDECE в Вашингтоне Филипом де Тиро де Восжоли в 1964 году привели к разрыву отношений французской и американской разведок. Последующие три года Соединенным Штатам возбранялся доступ к французским данным радиоразведки. По словам Фалижо и Кропа, де Лануррьен прибыл в ноябре для допроса "Мартеля". По возвращении он побеседовал с начальником SDECE генералом Полем Жакёром, и Уно из-за обвинений Голицына был уволен.

Отношения Голицына с отделом Советской России и ЦРУ начали портиться уже через пару месяцев после прибытия. Признаки, что с ним придется трудно, начали появляться даже до его приезда в Вашингтон, когда он начал сетовать на отсутствие у ЦРУ специального самолета для доставки его в Соединенные Штаты. Он начал выказывать признаки паранойи и раздутое самомнение, требуя личной встречи с президентом Кеннеди, а также 15 миллионов долларов на организацию свержения советского правительства.

Нарекания на Голицына все множились, а поток надежных сведений иссяк, и в конце 1962 года отдел Советской России чрезвычайно охотно передал его Энглтону и его штабу контрразведки — весьма разумная мера, так как перебежчик начал утверждать, что агенты КГБ внедрились не только в ЦРУ, но и в британские, французские и норвежские спецслужбы, а штат Энглтона отвечал за связь с этими службами.

В это время, когда его положение в ЦРУ стало весьма шатким, Голицын пересмотрел давнее предложение МI5 совершить поездку в Британию. В течение 1962 года его дважды навещал Артур Мартин, высокопоставленный представитель MI5, агрессивный контрразведчик и друг Энглтона. Мартин твердил, что в случае визита Голицына непременно ждет теплый прием. Случай Филби еще не стерся из памяти, а след Блейка еще не успел простыть, и Мартин опасался наличия еще более многочисленной плеяды нелегалов.

Во время своего краткого пребывания в Англии Голицын, получивший здесь кодовое имя "Каго" (Kago), встретился с Мартином, главным ученым MI5 Питером Райтом и офицером SIS Стивеном Де Маубреем. Совместно эта четверка выдвинула обвинения против советских нелегалов в Британии и породила то, что Голицын назвал "заговором стратегической дезинформации". Мартин уже подозревал заместителя директора MI5 Грэхема Митчелла. Когда же Голицын сказал хозяевам, что после дела Филби он слышал в КГБ разговоры о "Пятерке", они заключили, что пятым шпионом был Митчелл. (Естественно, остальными четырьмя были Филби, Блант, Бёрджесс и Маклин.) Так что первым объектом стал Митчелл, получивший кодовое имя "Питерс" (Peters).