Шпионское наследие - [49]

Но у нас с ним была двухчасовая прогулка вдоль реки, до замка и назад в посольство. На трезвую голову. И все это время он не слезал с одной темы: в Цирке сидит «крот». И не какой-то там мелкий клерк с долгами по закладной, а на самой вершине Лондонского управления, где принимаются решения. И это не просто пчелка завелась у него в голове, это целый улей. Вся картина искажена, никаких фактов, настоящая паранойя, да еще помноженная на животную ненависть ко всему американскому. Мне было трудно, мягко говоря, поддерживать этот разговор, меня охватывала сильнейшая тревога за него. И вот, следуя законам нашей профессии, сформулированным не кем-нибудь, а вами, со всей нежностью и уважением я должным образом докладываю о своей озабоченности.

Всегда ваш,

Джерри

P. S. Передайте Энн, как всегда, мои неизменные восхищение и любовь.

Дж

Тут розетка от Лоры — знак, что надо остановиться.

* * *

— Приятное чтение?

— Я бы сказал, терпимое, Кролик.

— Да вы же сами это и написали, а? Что, тряхануло? Столько лет прошло!

Сегодня с ним пришел дружок — элегантный блондин с застывшей улыбкой, ничего живого.

— Питер, это Леонард, — торжественно представляет его Кролик, как будто я обязан знать, с кем имею дело. — Леонард выступит адвокатом Службы в суде, если наше мелкое дельце дойдет до суда, но мы все очень надеемся, что этого не случится. Он также выступит от нас на предварительных слушаниях всепартийной парламентской группы на следующей неделе. Где и вам, как вы знаете, предписано появиться. — Гаденькая ухмылка. — Знакомьтесь. Леонард. Питер.

Мы пожали друг другу руки. Ладонь у адвоката оказалась нежная, как у ребенка.

— Если Леонард представляет Службу, то что он делает в моей компании? — осведомляюсь я.

— Поглядите друг другу в глаза, — успокаивает меня Кролик. — Леонард у нас адвокат-чернокнижник. — Увидев мои полезшие вверх брови, поясняет: — Он знает все правовые закорючки, даже те, которых вы не найдете ни в одном кодексе. Рядом с ним мы, рядовые юристы, бледная тень.

— Полно вам, — смущается Леонард.

— А если вам, Питер, интересно, почему сегодня отсутствует Лора, хотя почему-то вы не спрашиваете, то вот мой ответ. Мы с Леонардом решили, что для всех будет лучше, включая вас, если мы устроим мальчишник.

— Это как надо понимать?

— Такт в лучших старых традициях. Уважение к тайнам вашей личной жизни. Ну и надежда, что мы наконец услышим от вас правду. — Игривая улыбочка. — Что позволит Леонарду выработать правильную тактику. Я все правильно сказал, Леонард? Ничего лишнего?

— Все правильно.

— И, конечно, подробнее обсудим, не понадобится ли лично вам правовая защита, — продолжает Кролик. — Например, при неблагоприятном раскладе, если всепартийцы на цыпочках уйдут со сцены — что уже бывало, как мы знаем, — и оставят вас один на один со слепой Фемидой. И нас заодно.

— Как насчет черного пояса? — предлагаю я.

Моя острота проходит незамеченной. Или, возможно, ее отмечают про себя как свидетельство моей повышенной нервозности.

— На этот случай у Цирка есть короткий список достойных кандидатов — приемлемых кандидатов, я бы уточнил, — и Леонард, насколько я понимаю, готов сориентировать нашего Питера, если до этого дойдет дело, но мы очень надеемся и молимся, чтобы не дошло. — Тут он обменивается с Леонардом улыбкой из серии «мы-то с вами понимаем, о чем говорим».

— Истинно так, Кролик. Но беда в том, что мало кто из нас сейчас свободен. Мне кажется, Гарри отлично бы подошел, согласны? Он подал на мантию королевского адвоката, и судьи от него в восторге. Так что лично я — хотя выбор, естественно, за вами — порекомендовал бы Гарри. Он мужчина, а в суде любят, когда мужчину защищает мужчина. Даже если не отдают себе в этом отчета.

— Кто оплачивает его услуги? — спрашиваю я. — Или это она?

Леонард прячет улыбку в ладошки. За него отвечает Кролик:

— Я думаю, Питер, в конечном счете все будет зависеть от направления слушаний, ну и, скажем так, вашего поведения и вашей лояльности к старой доброй Службе.

Леонард делает вид, что всего этого не слышит, продолжая улыбаться собственным ладошкам.

— Короче, Питер. — Кролик произносит это так, словно сейчас нам предстоит самое простое. — Да или нет. — Его глаза превращаются в щелки. — Между нами, мужчинами. Вы трахали Тюльпан?

— Нет.

— Категорически?

— Категорически.

— Бесповоротное «нет», здесь и сейчас, в присутствии пятизвездного свидетеля?

— Кролик, вы меня простите. — Леонард поднял руку, вроде как протестующе, но по-дружески. — Мне кажется, вы упустили из виду букву закона. С учетом судебного долга и моих обязательств перед клиентом в качестве его поверенного я никак не могу быть свидетелем.

— Хорошо. Еще раз, Питер, если позволите. Я, Питер Гиллем, не трахал Тюльпан в пражской гостинице «Балканы» в ночь перед ее эксфильтрацией в Соединенное Королевство. Правда или ложь?

— Правда.

— Для нас это большое облегчение, сами понимаете. Особенно если иметь в виду, что вы, кажется, перетрахали все, что движется.

— Огромное облегчение, — соглашается с ним Леонард.

— Тем более что первое правило Службы, у которой не так-то много правил, гласит, что действующий офицер никогда, ни при каких обстоятельствах не должен трахать собственных пехотинцев, как вы их называете, даже из вежливости. Чужих пехотинцев, в интересах оперативной задачи, да, в любое время года. Но не собственных. Вам это правило известно?