Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ - [2]

1 Не говори, не думай, не дыши

Судьбой мне было предназначено всегда оставаться одинокой. Даже не знаю почему.

Я должна была появиться на свет вместе с сестрой-близнецом, Илоной. Но когда моя мать приехала в больницу Святого Иосифа в немецком городе Бремене, на нее напустил овчарку офицер СС, обвинивший ее в том, что она до самого конца беременности продолжала посещать гинеколога-еврея. Это нападение моя сестра не пережила, в отличие от меня, и, хотя я должна была зваться Маритой, меня назвали Илона Марита Лоренц в честь погибшей малышки.

Это случилось 18 августа 1939 года. Оставались считаные дни до того, как Германия захватит Польшу и затлеет фитиль, от которого разгорится Вторая мировая война. Маму практически выгнали из больницы, чтобы освободить место для потенциальных раненых, и она не могла рассчитывать на моего отца, которого в это время не было в Германии. Как и почти всегда, что до моего рождения, что после, он был в море.

Маму звали Алиса Джун Лофленд. Ее жизнь, вплоть до сегодняшнего дня, окутана тайной и порождает множество вопросов. Ее секреты уже никогда не раскрыть. Это была настоящая актриса, смысл роли которой, подозреваю, никто никогда не поймет. У нее было два свидетельства о рождении. Одно из них датировалось 15 октября 1902 года. Другое – тем же днем, но 1905 года. Очевидно, что одно из них фальшивое, однако ни я, ни кто-либо другой из нашей семьи не сумели выяснить, какое же. Когда я спрашивала маму об этом, она всегда отвечала одно и то же: «Какое это имеет значение?» Типично для женщины, отличающейся предельной сдержанностью.

С точностью можно лишь сказать, что родилась она в Уилмингтоне, штат Делавер, на востоке Соединенных Штатов, и там же выросла. Ее семья возделывала землю, но она с самого детства чувствовала себя не такой, как они. Поэтому как только девочка подросла, родители отправили ее в Нью-Йорк, в частную школу на Парк авеню, «самую лучшую», по маминым словам. Там она научилась танцевать и начала свою актерскую карьеру, даже играла в бродвейских постановках под псевдонимом Джун Паже. Возможно, именно тогда она почувствовала в себе склонность к этому миру масок и персонажей, который больше никогда не смогла покинуть. А может, не захотела или не знала как.

В юности она пережила какое-то несчастное любовное увлечение. Однако, судя по письмам и документам, что мы на протяжении многих лет находили в семейных архивах, у нее было, по крайней мере, несколько романов. Мы знаем, что одним из мужчин, потерявших голову от красоты этой решительной голубоглазой блондинки, был Уильям Пайл Филиппс, богатый финансист. Однако Алиса хотела детей, а этот человек, помимо того, что был немолод, приходился ей еще и двоюродным братом, так что эта авантюра в глазах моей матери не имела никакого шанса на благополучное продолжение. Кроме того, ей хотелось независимости и ролей в кино. Филиппс умолял не бросать его и обещал ей главную роль в собственном фильме. Он хотел открыть кинотеатр только для нее одной – все это не изменило ее решения. Мама, свободно владеющая французским, решила уехать в Париж, где уже начали снимать звуковое кино. Ей было восемнадцать или девятнадцать лет, и мне кажется, что ею двигали не столько надежды на профессиональный успех, сколько стремление избавиться от преследования как Филлипса, так и других мужчин. А их было немало: мама умела будить роковые страсти.

Итак, то ли в поисках новой жизни, то ли в попытке избавиться от старой в 1932 году в порту Нью-Йорка она села на пассажирский корабль «Бремен» северонемецкой судоходной компании «Норддойчер Ллойд» и в пути познакомилась с помощником капитана Генрихом Лоренцем, моим будущим papa. Я никогда не называла его отцом, папой или папочкой, для меня он всегда был papa. Он был сильным, темноволосым и темноглазым. Что-то в нем было от итальянца, и женщины, да что там, и мужчины тоже, сходили по нему с ума.

Он родился 8 апреля 1898 года на юге Германии, в городке Бад Мюнстер на Штайн Эбенбурге, известном своими источниками, в семье землевладельцев. Однако, как и для мамы, чье увлечение сценой было далеко от прополки и уборки урожая, будущее, которого он для себя желал, не имело ничего общего с семейными виноградниками. Море было его жизнью, его мечтой, его свободой. И он своего добился. В двенадцать лет он уже ходил в плавание. Окончив училище, служил на нескольких торговых кораблях, а в 1918 году был принят в немецкий морской флот. После Первой мировой войны он несколько лет ходил на шхуне до Южной Америки, а затем начал работать на «Ллойд».

Мама так никогда и не добралась до Парижа, потому что за время путешествия они полюбили друг друга. Она осталась в портовом местечке Бремерхафен, где у papa тогда был дом, и 31 августа 1921 года они поженились.

Алисе претила жизнь в рыбацком городке, поэтому она убедила papa переехать в Бремен, примерно в шестидесяти километрах к югу, где она беззаботно провела первые годы своего брака. Работа моего отца достаточно хорошо оплачивалась, чтобы она могла щеголять в мехах и бриллиантах. Они жили в чудесном двухэтажном доме со сверкающими французскими окнами, полуподвалом, гаражом и садом с березой. Утренний кофе, завтрак, обед и ужин подавали в столовой. Мы никогда не ели на кухне «как челядь» – так она говорила. В центре стола всегда стояли цветы или ваза с фруктами, столовая посуда была из тонкого фарфора, а приборы – серебряными. Горячие блюда привозили на тележке, а стол после каждого приема пищи застилали кружевной скатертью.