Шпионаж во время войны - [2]

Фамилии и адреса известных в Англии германских шпионов были все зарегистрированы; нам оставалось лишь ждать полуночи 4 августа.

Как раз в эти дни, находясь в лифте метро на Глостер-роуд, я как-то сказал, что мы теперь вступили в войну с Германией и Австрией. Лифтер в ответ только зевнул и пробормотал:

— В самом деле?

Заслуга в выявлении организаций германского шпионажа до войны принадлежит всецело одному из департаментов военного министерства, работавшему под руководством весьма искусных сотрудников. Им было давно уже известно, что некий Карл Густав Эрнст, парикмахер на Каледониан-роуд (одна из улиц Лондона), фактически как уроженец Англии британский подданный, играл роль «почтового ящика» для рассеянных по всей стране шпионов. Еще в мирное время он рассылал по почте разным лицам в Англии получаемые им из Германии письма с наклеенными уже на конвертах английскими марками и отправлял в Германию получаемые ответы. В этом заключались все его обязанности, за работу он получал один фунт стерлингов в месяц. У него было около 22 корреспондентов-шпионов, рассеянных по морским и военным центрам всей Англии; все они были немцами.

Утром 5 августа гражданская полиция получила приказание арестовать их. Сразу был арестован и заключен под стражу 21 шпион; удалось скрыться только одному из них, который уехал в Германию на пароходе еще до объявления войны. В результате этого быстрого маневра завеса непроницаемой тайны опустилась над Англией в самый важный момент ее мобилизации. Работа германского отделения шпионажа была парализована. Оно могло лишь делать догадки о том, что происходило за этой завесой, но оказалось не слишком проницательным.

Нельзя читать без улыбки наивную книгу начальника германской контрразведки подполковника Николаи. В ней он выражает сожаление об отсутствии чутья у германского генерального штаба, не отпустившего необходимых средств для надлежащей организации шпионажа. Мы могли бы сообщить ему с точностью до одного пфеннига, сколько денег было им истрачено в Англии до войны, и с такой же точностью до одной марки рассчитать, какие суммы были им израсходованы во время военных действий. Как видно будет из дальнейшего рассказа, несколько времени спустя мы сами состояли у него на жалованье, а он и не подозревал об этом. Я уверен, что сенсационная информация, которую мы ему посылали, отличалась такой же точностью, как и доставляемые ему шпионами сведения, которые мы, впрочем, позволяли себе читать раньше, чем они попадали к нему в руки. Но, как говорил Редьярд Киплинг, это уже совсем другая история.

Итак, завеса была опущена не только для наших врагов, но и для нас самих. Многие ли из нас знали, что днем и ночью поезда выгружали каждые десять минут на набережных некоторых военных портов людей, лошадей и снаряжение и что войско в 150 тыс. человек уже выступило в поход против немцев, которые даже не подозревали существования этого войска?!

Один английский офицер, свободно изъяснявшийся по-немецки, рассказывал мне о своем свидании с фон Клуком, состоявшемся несколько времени спустя после перемирия: «Один из моих германских коллег проводил меня в комнату, где генерал беседовал со старшими офицерами. Он представил меня, фон Клук щелкнул каблуками и поклонился.

— Вы первый английский офицер, которого я встречаю после войны, — сказал он, — и я скажу вам, полковник, то, что я всегда собирался сказать первому английскому офицеру, которого мне удастся встретить: я считаю, что ваша первая армия была самой лучшей военной силой в истории, а мобилизация и обучение второй английской армии — величайшим воинским подвигом. И вот, сказав вам это, я больше ничего не буду говорить, так как боюсь, что вам придется услышать нечто далеко не так приятное».

С момента объявления войны мы все опасались, как бы неприятельский агент не взорвал моста или железной дороги и этим самым не помешал бы в значительной мере мобилизации. Большинство железнодорожных пролетов крупных узловых станций в предместьях Лондона были арендованы (для рекламы) частными лицами, преимущественно иностранцами. 5 августа я сам отправился в военное министерство в надежде разыскать там генерала, пользовавшегося необходимым авторитетом, чтобы разогнать весь этот народ. В министерстве царила, по-видимому, полная неразбериха, да и неудивительно, потому что все начальники департаментов выехали на фронт, а их заместители еще не освоились с работой. Все же я нашел, наконец, нужного мне генерала. Пока я излагал ему свое дело, небо вдруг заволокло тучами и раздался удар грома, похожий на взрыв.

— Цеппелин, — произнес он мрачно.

Этой же ночью меня разбудил звонок телефона и мне сообщили о взрыве подземного хода и железнодорожного моста в графстве Кент. Я едва успел передать сообщение соответствующим инстанциям, как снова раздался звонок телефона и мне объявили, что оба предыдущие сообщения — попросту измышления возбужденных умов. Подобные инциденты ясно показывают, какое настроение царило среди большинства из нас в эти первые страшные дни.

Кто помнит сейчас лихорадочное состояние, охватившее всех в первые дни войны? Толпы народа у помещений, где происходил набор рекрутов, добровольцы, шагающие по улицам в штатском платье и отправляющиеся на вокзалы без торжественных проводов, хотя это и был цвет наших войск и многим из них не суждено было больше вернуться домой; солдаты, располагавшиеся лагерем почти на самой Виктория-стрит (одна из центральных улиц Лондона), яркие краски плакатов, объявлявших рекрутский набор, и нелепые призывы к населению «делать свое дело, как обычно», молчание в автобусах, нарушавшееся лишь паникой, возникавшей в ожидании налета цеппелина при каждой вспышке огня из выхлопной трубы автомобиля. Кто помнит теперь все смехотворные предсказания и прогнозы мнимых экспертов и знатоков или некоторых банкиров, утверждавших, что война продолжится не более шести месяцев, так как ни одна из воюющих стран не будет в состоянии выдержать дольше финансового напряжения, требуемого войной? Мы даже забыли осаду и наступление, которым подвергались магазины съестных припасов, и как страх того, что надвигается продовольственный кризис, охватил население. Можно было наблюдать, как пожилые господа в тревоге за завтрашний день закапывали в полночь в своих садах коробки печенья из страха, что соседи донесут на них судебным властям.