Шпион, выйди вон - [17]

– Он как идиот вляпался в историю с польской девкой, – сказал Гиллем. – Тогда он тоже почувствовал щедрость ее души.

– Я знал, что Ирина не приманка, но как я мог рассчитывать, что мистер Гиллем поверит мне? Никоим образом.

– Вы сообщили Тесинджеру?

– Черт побери, конечно нет.

– Как же ты объяснил Лондону, что отложил свой полет?

– Я должен был лететь в четверг. Я посчитал,что дома меня никто не хватится до вторника. Особенно после того, как оказалось, что Борис яйца выеденного не стоит.

– Он не дал никакого объяснения, и административно-хозяйственный отдел с понедельника начал считать его находящимся в самовольной отлучке, – пояснил Гиллем. – Он нарушил все писаные правила. А также некоторые неписаные. К середине недели даже Билл Хейдон забил во все колокола. И я был вынужден все это выслушивать, – добавил он едко.

Как бы то ни было, Tapp и Ирина встретились на следующий вечер. А через день они встретились опять. Первое свидание состоялось в кафе, и оно не заладилось. Они слишком заботились о том, чтобы их не увидели, потому что Ирина была напугана до смерти, не столько из-за своего мужа, сколько из-за охранников, приставленных к делегации, горилл, как называл их Tapp. Женщина вся дрожала и отказалась от выпивки. Во второй вечер Tapp продолжал ухаживать за ней, рассчитывал на проявления душевной щедрости. Они сели в трамвай до Виктория-Пик, затесавшись между двумя раскрашенными американскими матронами в белых носках. На третий день Рикки взял напрокат автомобиль и повез ее вокруг Новых территорий, пока она вдруг не начала дергаться из-за близости китайской границы, так что они вынуждены были повернуть к пристани.

Но как бы то ни было, ей эта поездка понравилась, она то и дело восхищалась опрятной красотой всех этих рыбных прудиков и рисовых плантаций. Tapp тоже остался доволен поездкой, потому что они оба удостоверились, что за ними не следят. Но Ирина, как он выразился, так и не раскололась.

– А теперь я вам расскажу чертовски странную вещь. В самом начале я из кожи вон лез, изображая Томаса-австралийца. Я навешал ей много лапши об овечьей ферме неподалеку от Аделаиды и большом особняке со стеклянным фасадом и светящейся надписью «Томас», что стоит на главной улице. Она мне не поверила. Она кивала, дурачилась, ждала, пока я закончу очередной пассаж, затем говорила: ,Да, Томас", «Нет, Томас» – и переводила разговор на другую тему.

На четвертый вечер он повез ее на холмы, возвышающиеся над северным побережьем, и Ирина призналась Тарру, что она влюбилась в него, и что она работает на Московский Центр, и ее муж тоже, и что она знает: Tapp такой же фермер, как она – торговец. Женщина определила это по его настороженности и по тому, как он умеет слушать глазами.

– Она решила, что я – полковник английской разведки, – выпалил Tapp без тени улыбки. – Она то плакала, то через минуту смеялась и, по-моему, была близка к тому, чтобы двинуться окончательно. То она вела себя как чокнутая героиня дешевого романа, то как красивый, резвящийся, неиспорченный ребенок.

Англичане были ее любимой нацией.

«Джентльмены», – все повторяла она. Я принес ей бутылку водки, и она выпила половину за полминуты. Ура, за английских джентльменов. Борис был ведущим, а Ирина его дублером. Это их совместная работа, а в один прекрасный день она будет разговаривать с Перси Аллелайном и расскажет ему о себе большой секрет. Борис «пас» гонконгских бизнесменов и попутно работал «почтовым ящиком» для местной советской резидентуры. Ирина была его связной, изготавливала микроснимки, зашифровывала донесения и «выстреливала» радиограммы в «спрессованном» режиме за доли секунды, чтобы исключить подслушивание. Все как в романе, понимаете? Два ночных клуба были местом свиданий и запасным пунктом для связников. Но на самом деле Борису больше нравилось пить, волочиться за танцовщицами и впадать в депрессии, и еще уходить гулять часов на пять, потому что он не мог долго оставаться в комнате со своей женой. Все, что оставалось Ирине, это торчать дома, плакать или надираться вдрызг и фантазировать, как она сидит вместе с Перси у камина и рассказывает все, что знает. Я дал ей выговориться там, на верху холма, в машине. Я даже старался не двигаться, чтобы не перебивать ее. Мы смотрели, как сумерки опускаются на гавань, и восходит чудная луна, и крестьяне снуют мимо со своими длинными шестами и керосиновыми лампами. Для полной идиллии не хватало только Хамфри Богарта в смокинге. Я придерживал ногой бутылку с водкой и не двигал ни единым мускулом. Правда, мистер Смайли, честное слово! – воскликнул он с беззащитностью человека, который страстно хочет, чтобы ему поверили. Но глаза Смайли оставались закрытыми, он был глух ко всем мольбам.

– Она разошлась не на шутку, – объяснил Tapp, как будто это произошло вдруг и он не имел к этому никакого отношения. – Она рассказала мне историю всей своей жизни, от рождения до встречи с полковником Томасом, то бишь со мной.

Мама, папа, юношеские увлечения, вербовка, обучение, дурацкое полузамужество – все. Как она сошлась с Борисом во время учебы и с тех самых пор они не расставались: одна из великих нерушимых связей. Она назвала мне свое настоящее имя, свой оперативный псевдоним и все имена, под которыми ее отправляли в поездки; затем вытащила свою сумочку и, как фокусник, стала показывать мне свой «магический набор»; авторучку с тайником, кодовую таблицу внутри, скрытую микрофотокамеру, все, что было нужно для разведывательной работы. «Подожди, пусть все это увидит Перси», – сказал я ей, будто подыгрывая. Это все было серийным хламом, заметьте, ничего примечательного, хотя материал довольно качественный. В довершение ко всему она начинает выкладывать мне все о советской агентурной сети в Гонконге: агенты, явки, «почтовые ящики» – все. Я чуть с ума не спятил, запоминая это.