Шпион - [30]

В середине июля Токаева вызвал к себе генерал-полковник Серов. На столе перед ним лежала толстая папка с протоколами комиссии, он перелистывал их с выражением пренебрежения на хмуром лице.

— Это они о чём, Токаев? — спросил он. — Ты понимаешь?

— Понимаю, — ответил Григорий.

— Так объясни мне.

— Они рассказывают о ракетах. То, что знают.

— А что они знают?

— Кое-что знают. Но не очень много.

— Нам через две недели сдавать правительству отчёт комиссии. Ты помнишь?

— Помню.

— И что в нём будет? Пустая болтовня? Это саботаж, Токаев! Ты кого в комиссию набрал?

— Кто были, тех и набрал. Да, не лучших. А где взять лучших? Одни с фон Брауном в Америке, другие у нас в Городомле.

— Ты не оправдывайся! На Лубянке будешь оправдываться! Что напишем в отчёте?

— Правду. Что комиссия к определенным выводам не пришла, просим передвинуть представление отчёта.

— На сколько?

— Ну, не знаю. Месяца на два.

— А через два месяца что будет? То же самое? Не годится.

— Тогда напишите, что комиссия выразила сомнение, что проект Зенгера может быть реализован. Протоколы дают для этого вывода все основания.

— Ты забыл, что товарищ Сталин сказал? Проект Зенгера должен быть реализован. И он будет реализован. Я знаю, кто для этого нужен.

— Кто? — спросил Григорий.

— Сам Зенгер!..

В этот вечер Григорий вернулся домой около девяти вечера. На повороте к своему коттеджу он отпустил машину, приказав водителю Норберту Винеру заехать за ним завтра к восьми утра. Было полнолуние, дома и деревья отбрасывали черные тени. Неожиданно от стены коттеджа отделилась тёмная фигура и шагнула ему навстречу. Григорий извлёк из кобуры табельный ТТ и передёрнул затвор. И тут же услышал:

— Григорий Александрович, не нужно оружия, я не причиню вам вреда.

Незнакомец приблизился. Это был высокий худой человек лет шестидесяти в тёмном плаще и фетровой шляпе с обвисшими полями.

— Вы кто? — спросил Григорий.

— Моя фамилия Бергер. Николай Васильевич Бергер. Моя семья из обрусевших немцев, мы жили в России ещё со времён Петра Первого.

— Откуда вы меня знаете?

— Расскажу. Только давайте зайдём в дом. У меня есть предложение, которое может вас заинтересовать.

Григорий убрал пистолет и кивнул:

— Заходите.

Аза, открывшая дверь, с удивлением посмотрела на неожиданного гостя.

— Это ко мне по делу, — объяснил Григорий.

В прихожей гость снял плащ и шляпу. У него были борода, длинные седые волосы и нездоровое бледное лицо, изрезанное глубокими морщинами. Григорий провёл его в комнату, служившую ему кабинетом.

— Слушаю.

— Когда-то я был профессором химии в Петербургском университете, — начал Бергер. — В 1922 году меня посадили на философский пароход и вывезли из России. Вы знаете, что такое философский пароход?

— Слышал.

— Наш пароход назывался «Обербургомистр Хакен». Вместе со мной плыли философы Бердяев, Франк и ещё много других. Из Петербурга нас доставили в Штеттин. Оттуда мы переехали в Германию. Со мной были жена и сын четырёх лет. При оформлении документов мы назвались немцами. Это помогло нам устроиться в Берлине, но обернулось бедой. В 1939 году сына забрали в вермахт, через три года он погиб в России. Для жены это был страшный удар, она заболела и умерла. А я остался один. Устроился техником в исследовательский центр фирмы Сименс, проработал там всю войну. Когда наши подошли к Берлину, немцы стали уничтожать архивы центра. Я воспользовался суматохой и часть документов увёз за город. А теперь я скажу, что это за документы. Центр выполнял заказы по проекту Зенгера, разрабатывал топливо для его ракеты. Поэтому я пришёл к вам. Вы же занимаетесь проектом Зенгера?

— Откуда вы знаете?

— У меня много знакомых немцев. Один их них работает в вашей комиссии.

— Вы хотите отдать документы мне?

— Нет, Григорий Александрович, я хочу их вам продать. Для человека, который считает себя русским, это не очень патриотично. Но я уже старый, мне нужно на что-то жить. Так что не обессудьте.

— Сколько всего документов?

— Килограммов двадцать. Я выносил их из центра в четыре приёма. Если бы меня задержали, меня бы немедленно расстреляли.

— Сколько вы хотите за них?

— Двадцать тысяч марок.

— Двадцать тысяч? — переспросил Григорий. — Это большие деньги.

— Ценность этих документов намного больше. Можете поверить бывшему профессору химии.

— Я должен доложить своему руководству.

— Конечно, доложите, — согласился Бергер. — Если наша сделка не состоится, мне придётся продать документы американцам. Они заплатят. Но мне бы этого не хотелось.

— Приходите ко мне завтра в это же время, — решил Григорий. — Если меня ещё не будет, подождите, жена вас впустит.

Бергер надел плащ и шляпу, спустился с крыльца, прошёл по дорожке под яркой голубой луной и исчез в чёрной тени деревьев.

Утром Григорий доложил генерал-полковнику Серову о предложении профессора Бергера. Услышав сумму, Серов присвистнул.

— У него губа не дура!

— Можем мы столько заплатить?

— Было бы за что. Вот что, Токаев, поезжай с этим профессором к нему и сам посмотри на эти документы. Своими глазами. Реши, чего они стоят. Действуй.

Вечером Григорий застал Бергера в кухне своего дома. Он пил кофе и рассказывал Азе о Петербурге, каким его помнил. Здесь же крутилась Белла, с любопытством разглядывая необычного гостя.