Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби - [43]

Во время войны с помощью дешифровщиков Блетчли-парка Великобритания смогла выяснить, чем занимается немецкая разведка. Шпионская деятельность Филби превзошла это достижение: он умудрялся сообщить своим советским кукловодам, какие действия предпримут британские кураторы, когда те еще только собирались это сделать; ему удавалось сообщать Москве, о чем думает Лондон. «Стэнли рассказал мне о плане одновременно прослушать все телефонные разговоры всех сотрудников советской организации [посольства] в Англии», — сообщал Кретеншильд. Благодаря Филби русские оказывались не на один, а на два шага впереди. И они были ему признательны: «Стэнли — исключительно ценный источник… Одиннадцать лет его безупречной работы на нас являются неопровержимым доказательством его преданности… Наша цель — защитить его от раскрытия».

Шпионы любят получать медали, которые они никогда не смогут носить на публике, — тайные награды за тайные подвиги. В 1945 году Эллиотт получил высокую американскую награду — орден «Легион почета», хотя и любил с типичной для себя скромностью шутить, что, возможно, его наградили за спасение Пэки Макфарланда, коллеги из УСС, которого он пьяным вызволил из стамбульского бара. В начале следующего года благодарная Великобритания представила Кима Филби к ордену Британской империи за его работу в ходе войны. Несколькими месяцами ранее в Москве решили тайно наградить Филби орденом Красного Знамени за «добросовестную службу более десятка лет». К концу 1946 года Филби достиг того, чем не мог похвастаться больше ни один шпион: тремя совершенно разными, независимыми друг от друга наградами от националистической Испании, коммунистического Советского Союза и Великобритании.

В Киме Филби, офицере ордена Британской империи, коллеги все явственнее видели человека, предназначенного для великих свершений: обаятельную звезду Конторы, непревзойденного профессионала, обыгравшего на разведывательном поприще немцев, а теперь ведущего борьбу против советского шпионажа. Стюарт Мензис провел британскую разведку через всю войну, но рано или поздно Ш придется передать эстафету дальше. «Оглядываясь вокруг, — писал язвительный Хью Тревор-Роупер, — я видел биржевых брокеров по совместительству, ветеранов индийской полиции, симпатичных эпикурейцев из баров „Уайтс“ и „Будлз“, скучных весельчаков с морского флота и дюжих авантюристов из полулегальных организаций; потом я смотрел на Филби… только он был настоящим. И я не сомневался: возглавить контору суждено именно ему».

Глава 8 Восходящие звезды

С установлением мира обитатели секретной сферы очутились в новом политическом пейзаже, неясном и неверном, но в то же время полном возможностей. Джеймс Энглтон, антикоммунист до мозга костей, с воодушевлением относился к перспективе борьбы с советской шпионской машиной. «Я был уверен — мы на заре новой эры», — впоследствии вспоминал он. У Николаса Эллиотта ненависть к нацизму легко сменилась отвращением к коммунизму; и то и другое угрожало британскому стилю жизни, которым Николас так дорожил, а значит, и то и другое — зло. В сознании Эллиотта угроза, исходящая от России, ставила всех перед жестким выбором: «Продолжение цивилизации, в общем и целом подходящей для жизни, или Армагеддон». Для Кима Филби политические границы тоже сдвинулись, хотя его убеждения не изменились ни на йоту. Большую часть войны он шпионил на союзника Великобритании; теперь он стал шпионить на ее заклятого врага, да еще и из самого сердца британской разведывательной машины.

Эллиотт окунулся в выполнение своих обязанностей на посту шефа британской разведки в наводненной шпионами Швейцарии с энтузиазмом школьника, каковым он во многом и оставался. Теперь он был мужем, отцом (в 1947 году родился сын Марк), сотрудником разведки, профессионалом МИ-6, обремененным огромной ответственностью, и все-таки оставалось в нем нечто мальчишеское, этакое обаятельное сочетание житейского опыта с наивностью, когда он ощупью пробирался по зыбучим пескам шпионажа. Сложные задачи по сбору разведданных доставляли ему удовольствие, хотя подчас казались абсурдными. «Я этим занимаюсь, чтобы посмеяться от души», — признавался он. Эллиотт и сам понимал, что склонность находить смешное даже в худших ситуациях служила ему «своего рода защитным механизмом», способом слегка отодвинуть реальность с помощью шуток — чем неприличнее, тем лучше. В характере Эллиотта очень по-английски сочетались уравновешенность и неординарность, консерватизм и чудаковатость: он пользовался популярностью у коллег, поскольку был неизменно учтив и никогда не повышал голоса. «Оскорбление словом — неправильный метод, — заметил он однажды. — Ну разве что в общении с немцами годится». Эллиотт на дух не переносил бюрократию, административный аппарат и правила. Он отлично справлялся с разведывательным делом благодаря личным связям, готовности к риску, интуиции и тому, что он называл «британской традицией кое-как выкарабкиваться несмотря ни на что». Насмешливый, старомодный и эксцентричный, Эллиотт многим казался напыщенным болтуном. Это был удобный камуфляж.