Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье - [150]

Сомнительное заведение, именовавшееся «киноклубом», за фунт выдало ему членскую карточку, чтобы соблюсти букву закона. И он оказался в темном зале среди каких-то призрачных фигур, сидя на кухонном стуле. Фильм оказался очень старым: такой могли вывезти из Вены после аншлюса. Две девицы, совершенно голые, пили чай. Звуковая дорожка у фильма отсутствовала напрочь, и потому они просто пили чай, слегка меняя позы, когда подносили к губам чашки. Обеим сейчас уже было бы лет шестьдесят, если только они пережили войну. Он встал и вышел, потому что миновала половина шестого и открылись пабы. Мужчина, сидевший в киоске у входа, сказал:

– У меня есть девочка, которая любит повеселиться. Совсем еще юная.

– Нет, спасибо.

– Стоит всего два с половиной фунта и обожает иностранцев. Она и любить может по-иностранному. Хоть по-французски.

– Заглохни.

– Не надо мне грубить.

– Заглохни, гнида. – Лейсер повернулся к киоску, в глазах его горела злоба. – В следующий раз, когда будешь предлагать мне девочку, имей в виду, что имеешь дело с англичанином.

Стало немного теплее, ветер утих, но улица опустела – все радости жизни успели перекочевать под крышу. Женщина за стойкой сказала:

– Не могу тебе смешать коктейль прямо сейчас, милый. Дождись, пока народ немного схлынет. А сейчас, сам видишь, у меня нет ни секунды.

– Но я больше ничего не пью.

– Извини, милый.

Ему пришлось довольствоваться джином с итальянским вермутом, но и тот ему подали теплым, без положенной по рецепту вишенки. Ходьба немного утомила его. Он уселся на стоявшую вдоль стены скамью и стал наблюдать за четверкой игроков в дартс. Они не произносили ни слова, отдаваясь игре так, как велела древняя традиция, которую они глубоко уважали. Это даже немного напоминало немой фильм в клубе. Потом один из них заторопился на свидание, и они окликнули Лейсера:

– Четвертым будешь?

– Я не против, – сказал он, довольный приглашением, и уже встал, когда появился какой-то Генри, старый приятель, и они, конечно, предпочли Генри ему. Лейсер хотел завязать спор, но понял, что это бессмысленно.

Эвери тоже ушел из дома один. Холдейну он сказал, что отправляется на прогулку, а Джонсону наплел про новый фильм в кинотеатре. Его ложь почему-то никогда не имела рационального объяснения, как и в этом случае. На самом же деле он обнаружил, что слоняется по тем местам города, которые когда-то были ему хорошо знакомы: прошел мимо здания колледжа в Турле, книжных магазинов, пабов и библиотек. Семестр подходил к концу. Над Оксфордом ощутимо витал дух приближавшегося Рождества, и он уже начинал осторожно готовиться к нему, извлекая на свет божий прошлогоднюю мишуру.

Эвери свернул на Бэнбери-роуд и по ней добрался до пересечения с улицей, где они с Сэрой прожили первый год после свадьбы. В квартире сейчас было темно. Стоя напротив нее, он пытался уловить в этом доме, как и в себе самом, какие-то признаки сентиментальных чувств – привязанности, любви или хоть чего-нибудь, что объясняло бы их женитьбу, но не находил ничего, потому что, как он теперь понимал, ничего не было с самого начала. Он отчаянно всматривался, вспоминал, стремясь понять побуждения юности, но их словно не существовало. Он вглядывался в пустой дом и потому поспешил вернуться туда, где жил Лейсер.

– Хороший фильм? – спросил Джонсон.

– Неплохой.

– А я думал, ты отправился на прогулку, – заметил Холдейн, поднимая взгляд от кроссворда.

– У меня изменились планы.

– Кстати, об оружии Лейсера, – сказал Холдейн. – Как я понял, он предпочитает три-восемь?

– Да. Только теперь это называется девятимиллиметровым пистолетом.

– После того как вернется, пусть начинает носить его с собой. Куда бы ни отправился. Без патронов, разумеется. – Он посмотрел на Джонсона. – В особенности когда начнет реальные тренировки с передатчиком. Пистолет всегда должен быть при нем. Нам нужно, чтобы без него он чувствовал себя потерянным и уязвимым. Я уже договорился, чтобы оружие доставили, Эвери. Найдете его у себя в спальне вместе с кобурами разных форм и размеров. Вероятно, вам придется ему все объяснить.

– А почему не вам самому?

– Нет, лучше, если это сделаете вы. У вас с ним установились приятельские отношения.

Эвери поднялся наверх и позвонил Сэре. Как выяснилось, она отправилась пожить к маме. Разговор у них получился очень формальным.

Лейсер набрал номер Бетти, но никто не ответил. Почувствовав облегчение, он зашел в ювелирный магазин у станции, который работал по воскресеньям, и купил миниатюрные каретку и лошадок из золота, которые крепились к браслетам с амулетами. Обошлось ему это в одиннадцать фунтов – почти такую же сумму он получил в виде отпускных. Он попросил отправить покупку заказной бандеролью по ее адресу в Саут-Парке. К посылке приложил открытку: «Вернусь через пару недель. Веди себя хорошо». И машинально расписался «Ф. Лейсер», но понял ошибку, зачеркнул подпись и поставил простое – «Фред».

Он еще немного прошелся, подумывая не снять ли на ночь девушку, но в конце концов остановился в номере привокзального отеля. Спалось ему плохо – мешал шум улицы. Утром он снова позвонил Бетти, но она не отвечала. Впрочем, он положил трубку слишком рано, можно было подождать ответа и подольше. Позавтракав, он купил воскресные газеты, вернулся в номер и до самого обеда читал отчеты о вчерашних футбольных матчах. Ближе к вечеру отправился на прогулку – это вошло у него в привычку, – бесцельно блуждая по Лондону, сам не зная, куда направляется. Сначала он долго шел вдоль реки до самого Чаринг-Кросса и неожиданно оказался в пустом сквере под обильными струями дождя. Асфальтированные дорожки были устланы желтыми опавшими листьями. На возвышении для оркестра сидел старик – сидел совершенно один. На нем было черное пальто, в руках брезентовая сумка, похожая на чехол от противогаза. Он то ли спал, то ли вслушивался в бесшумную музыку.