Шпион поневоле - [25]

После того, как я закончил, отсутствующее выражение сошло с её лица.

- Ну, что же, Филипп, вы неплохо поработали, все ясно.

- Вы полагаете, вы все это запомнили?

Тогда она принялась повторять все то, что я сказал. Она запомнила все слово в слово, включая такие мои обороты как "ну, я имею в виду" или "знаете ли" и даже паузы. Мне стало просто немножко жутко. Через минуту я остановил это живое звукозаписывающее устройство.

- Хорошо, хорошо, верю.

- На самом деле это очень легко, Филипп, - она буквально проглотила мое имя, - вам просто следует понять, в чем тут дело.

Ну, тут я предложил снять для неё другой номер, но, как я и боялся, она не хотела даже слушать об этом.

- В конце концов, милый, - и это слово пробудило во мне ужасные воспоминания о том, как я в Техасе занимался сексом с кондиционером, - ведь наша легенда состоит в том, что вы пытаетесь меня соблазнить. Я обязательно должна остаться на ночь, версия будет выглядеть недостаточно убедительно.

Я огляделся, как затравленный хорек. Было совершенно очевидно, что единственное стоявшее в комнате кресло весьма далеко от комфортабельного места для ночлега и кроме того стало до боли очевидно, что она имеет в виду. Я оказался в чертовски неудобной ситуации - ведь не мог же я сказать ей, что не хочу её ни за что. Полагаю, что я брезглив, или сердце у меня такое...

Пока она раздевалась, приложив при этом максимум усилий, чтобы не возбуждать меня, я высыпал на лысую голову Руперта Квина все известные мне ругательства. Я точно знал, что это он подстроил. Запер меня с этой трансатлантической сексуальной маньячкой - наверняка рассказал ей, какой я любвеобильный парень. Или мог даже предположить, что я гомосексуалист и предложил ей проверить эту теорию.

Однако единственной особенностью моей сексуальной жизни, о которой она смогла бы доложить, было настойчивое желание выключить весь свет. Пока я не видел её лица и до тех пор, пока она лежала спокойно, все оказалось не так плохо, как я опасался. Она была высокой и гибкой, как большинство женщин государственных служащих, и шестой отдел наверняка хотел использовать на всю катушку все деньги, потраченные на меня - я даже пошутил и отправил им счет за "исполнение дополнительных обязанностей", хотя точно знал, что зря потратился на почтовые расходы.

Одно воспоминание об Эллисон - именно так её звали - заставляло меня похолодеть от страха, так что я даже не заметил, что мы прибыли в Орли, пока стюардесса не сказала об этом. Я задумчиво нащупал поясной ремень своего кресла. А что если "оно" получило такое удовольствие в Сен-Тропезе, что ухитрилось сделать так, чтобы второй раз встретиться со мной для получения отчета? Нет, теперь у меня была отговорка, ведь заранее предупрежден - значит вооружен. Я неожиданно схватил малоприятный триппер после глупой и пьяной ночи, проведенной в Адене, и хотя это не представляло абсолютно никакой опасности для меня самого, мне пожалуй не следовало подвергать риску другого члена Специальной Службы Ее Величества. Это позволило бы назойливой Эллисон остаться в полном здравии.

Пока такси везло меня в Париж, начался небольшой дождь. Мягкий летний европейский дождь мне всегда нравился. Довольно долго я не видел дождя и моя бедная английская душа истосковалась по нему. Я даже постоял несколько минут перед входом в отель на Елисейских полях, пока у меня не намокло лицо. Париж совершенно не изменился. Все такие же симпатичные здания, ужа давно и сильно нуждающиеся в покраске. Все те же деревья, торчащие прямо из мостовой. Все та же заразительная веселая атмосфера, о которой вы знаете, что она так же фальшива, как улыбка проститутки, но которая каждый раз поддевает вас на крючок. Париж - это столица романтики. Париж моей нелепо растраченной юности, Париж воспоминаний.

Отель был предназначен для американцев и потому чудовищно дорог. Правда, для меня все это не имело значения, так как Лондон платил, а американцы действительно настаивали на том, чтобы ванны работали и в комнатах убирали достаточно часто. И обслуживание здесь было раза в три быстрее чем в любом таком же отеле для французов.

После того, как я принял ванну и с наслаждением побрился с горячей водой - у нас на вилле горячую воду приходилось греть самим - я спустился в отделанном дубовыми панелями лифте фирмы "Уэйгуд Отис" на первый этаж. Но уже на средине тройного "Глена Моранди" у меня над ухом раздался хорошо знакомый неприятный голос.

- Мир тесен, верно, приятель?

Позади меня стоял, вытянувшись во все свои шесть футов и три дюйма и украшенный детскими желтыми кудряшками Деррик Килмари, седьмой граф Тригарет, лучший друг всех титулованных домов Великобритании и известный сутенер. Он долго тряс мою руку, зажав её в своих лапах с грязными ногтями и пятнами от никотина. Если не считать моей матери, никто не смог бы удивить меня больше.

Он заказал выпивку и бармен торопливо, как армейский ординарец, кинулся выполнять заказ. Было очевидно, что сифилитическая слава его семейства распространена повсюду. Пара глуповатых американцев, муж и жена, где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью, по внешнему виду со Среднего Запада и очень богатых, придвинулись ближе, чтобы поймать несколько драгоценных слов, могущих сорваться с этих ангельских губ. Я допил свою выпивку как лекарство, чтобы немного оправиться от шока.