Шпион по найму - [8]

— Содержание?

— Аноним оповещает, что лицо проведет неформальные переговоры. Это во-первых. А во-вторых, если переговоры будут иметь положительный исход и дело сладится, лицо домой не вернется. Замочат в Эстонии. Бочки же с заразой, когда транспорт окажется в море, перевозчик сдаст ребятам из кругов, аналогичных тем, которые устроили праздник одиннадцатого сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне… Поскольку генерал станет трупом, пропажу и все, что будет с ней связано, на него и спишут, подсунув кому-то… Возможно, нам, возможно, немцам, а то и американцам, которые к тому же подальше. Доносчик утверждает, что видел также заготовку провокационной информации об этом деле для утечки в прессу.

— Требуется проверка?

— Решение о проверке анонимки я протолкнул. Санкция дана. Но отмечено, что мы проморгали канал, по которому человек, метящий на высокую выборную должность в России, поддерживает такого рода связи. И затем, что ещё хуже, проморгали, как в эти связи затесались те самые ребята… из отряда имени Одиннадцатого сентября. Назовем их так. Им-то зараза особенно в масть. Половина Балтики закиснет, если плавсредство с бочками вмажет форштевнем, скажем, в какой-нибудь пирс у Риги, а то и в паром или контейнеровоз близ Гамбурга, все ближе к Атлантике… А по нынешним временам мы не можем без свидетельств на руках… активно вмешаться. Наших с тобой отношений, а значит, твоей информации из Лейпцига, нет. Анонимка — тоже документ сомнительный, попахивающий провокацией. Таким образом, с точки зрения законной процедуры — а в Москве состязаются в соблюдении законности — мы не знаем о готовящихся переговорах. Формально их нет, да и ничего нет.

— Значит, — остановил я излияния Шлайна, — ты ставишь передо мной цель высветить, первое, канал связи лица с немцами, второе, причастность к нему сентябрят и, третье, содержание и результат переговоров известного лица в Таллинне?

— Информационную задачу я беру на себя.

— А моя забота?

— Сорвать переговоры.

— Заполучить компромат и не дать случиться тому, что составит существо компры?

— Скажем, вообще не допустить опрометчивых шагов лица…

— Туманно и отдает паранойей. Не кажется?

— Может быть. Но угроза серьезная… Проморгать страшно.

Шлайн, сидевший рядом на диване, искоса всматривался в меня. Боялся, что я, отработавшая ресурс кляча с натертой хомутом холкой, сломаюсь не вовремя и все-таки испорчу борозду?

— Значит, ничего определенного? — спросил я. И постарался пошире открыть слипавшиеся глаза.

— Как сказать, — ответил Ефим. — Только давай вот предположим несусветное… Давай предположим, что персону нашу, то бишь генерала, заела совесть, стыдно ему стало… Что поддался некогда скаредности по нищете, нечистый попутал, толкнул под локоть, вот и завез в Калининград гадость. Теперь-то он богатенький… Коттедж в Репино на Финском заливе, родину снова полюбил. И ввязывается в дело с бочками, чтобы, во-первых, уберечь балтийскую часть человечества от заразы, а во-вторых… или давай поменяем местами, пусть будет это во-первых, а человечество во-вторых… Так вот, чтобы закопать, как говорится, свое запятнанное по генеральской молодости прошлое. Ведь дойди до суда, родина посуровеет к своему доблестному сыну и коттедж вкупе с остальным отнимет, да ещё за решетку поместит… И выходит, что пусть лицо действует и вмешиваться пока излишне. Такой ход мысли заслуживает названия варианта?

— Дилетантского. Почему, Ефим, совесть и прочая чушь?

— Тебе не ясно? — спросил ехидно Шлайн. Он развернулся и, приподняв подбородок, чтобы через нижнюю половину линз бифокальных очков лучше видеть мое лицо вблизи, принялся буравить меня сузившимися зрачками.

— Потому что анонимка. Поэтому? — спросил я.

Шлайн отвернулся и с людоедским удовлетворением сказал:

— Ты у нас тертый… Правильно. В делах, где обычно замазаны ребята-сентябрята, доносов, даже анонимных, не случается. По определению. Не было их никогда… Не знаю, как у американцев, немцев и остальных, у нас — нет.

Уютно потянуло запахом древесного угля. Кажется, затопили печи. Я встал и дотронулся до черного маслянистого бока голландки в углу возле бара. Согрел ладони. Захотелось под перину вроде той, которая была в номере лейпцигской гостиницы «Меркуре».

— Вот такая вот история, — пробурчал Ефим. И, как бы размышляя вслух, добавил: — Эх, обойтись бы без всего этого вздора, переговоров и остального. Послать бы куда подальше. Оставить как есть до лучших времен…

Нос его блестел, очки сползли, и Ефим поддел их пальцем вверх. Мне уже не казалось, я теперь точно знал, что он не уверен в задании, которое сообщит мне через несколько минут. И так затянул время… Бедный, бедный Ефим и бедный я сам вслед за ним!

Приспособление для откупоривания бутылок оказалось привинченным под столешницей на ножке столика. Теперь Ефим обнаружил его. Пробка второй бутылки укатилась в угол.

— Ставь мне задачу, — поторопил я. Мне давно следовало положить голову на что-нибудь помягче собственного локтя.

— Задача, Бэзил, внешне проста, — ответил Ефим Шлайн. — Преступить шестую заповедь.

— Шестую? Не укради… не возжелай жены ближнего…