Шпион - [71]

Но с другой стороны мне было бы очень важно оставаться рядом с ним на случай такой возможности. Конечно, конечно Фош хотел бы знать настоящее положение дел — естественно, полководец с таким наступательным духом не упустил бы своего шанса! Так я спорил сам с собой, пока, наконец, не решил, что мне следует остаться.

Но судьба приготовила для меня свой аргумент: у меня, впрочем, не было причины ворчать — фортуна оказалась очень благосклонна ко мне со времен Ланса. На следующий день мне приказали вернуться на передовую; командиры потеряли контроль над ситуацией — управление войсками было утрачено. Мне следовало запугиванием или внушением вернуть им уверенность в своих силах.

Битва приближалась к своему финалу. Остатки немецких войск удерживались на импровизированной линии обороны, но британское наступление тоже исчерпало свой порыв за исключением одного или двух изолированных участков. Но когда местные командиры предлагали отступить, я соглашался; иногда я протестовал, но, в конечном счете, всегда соглашался. У Пруайара я сам отправился на передовую, чтобы осмотреть позиции. В действительности мне больше всего хотелось, чтобы в окрестностях было как можно больше активных британских дозоров, которые могли бы преследовать отступающих немцев.

Они были там! И даже слишком активные для меня. Все мои планы погибли в одну несчастную секунду. Вместе с ординарцем, ставшим моим проводником, мы рыскали по сырой траншее, которая, как утверждал ординарец, и была линией фронта. Но где же были ее защитники? Наверняка, они отступили без приказа? Я решил, что нам нужно пройти вперед, чтобы проверить это — никаких признаков англичан вокруг не было. Но как раз в тот момент, когда мы осторожно выкарабкивались из траншеи, затрещал пулемет. Мой ординарец погиб на месте, а я упал на землю, получив пулю в бедро.

Несколько секунд я не мог двигаться после падения. Затем я собрался с силами, разодрал свои брюки, и перевязал рану кусками своей полевой формы. Это был долгий и мучительный процесс, потому что внезапно я почувствовал странную слабость. Не успел я закончить, как увидел две фигуры в форме цвета хаки, пробирающиеся ползком в сотне ярдов справа от меня. Да, британский патруль был жив.

— Эй, там! — крикнул я, едва узнав свой собственный голос. — Идите сюда!

Один из солдат оставил своего товарища и поспешил ко мне.

— В чем дело? — спросил он, затем вдруг с удивлением поняв, что я немец, поднял винтовку.

— Не стреляй, дурак! — закричал я. — Помоги мне с моей раной. Я англичанин!

— Да уж, будь я проклят! — воскликнул он; предположительно, именно так он себя и воспринимал.

— Подойди-ка сюда, Нобби, — услышал я, как он подозвал своего товарища. — Что тут такое?

— Да вот, тут лежит раненый немецкий офицер, который говорит, что он вроде англичанин! Ну, и что мне с ним делать?

— О, не верь ни одному из этих фрицев на слово. Шлепни его!

— Но он ранен.

— Тем более.

Второй солдат подошел поближе ко мне; сержант, научивший его примыкать штык и корчить зверскую рожу в бою, как видно, хорошо знал свою работу.

— Так ты англичанин, да? — ухмыльнулся он.

— Да, англичанин, — заявил я. — И мне нужно срочно попасть в ваш штаб. Пусть один из вас найдет вашего командира и попросит его привести сюда пару солдат с носилками для меня.

— Ох, оставь эти дурацкие надежды, — успокоил он меня. — Носилки для чертовых фрицев, да? Пошли, Нобби, нам нужно спешить. Надо попасть к столовой раньше, чем туда попадут эти хреновы австралийцы. Я прекращу его мучения, тогда нам не будут стрелять в спину.

Он поднял винтовку. Я действительно испугался — такого я никак не ожидал.

— Не будь хреновым дураком! — завопил я. — Я говорю тебе, что я англичанин. Разве я говорю не как англичанин?

— Да, он так и говорит, Билл, — сказал Нобби.

— Ну, английский язык легкий, это ни хрена не значит, — прокомментировал другой. — Я думаю, он учился на курсах английского.

Я увидел его палец на спусковом крючке. Был ли это чистый страх или на меня внезапно нашло вдохновение?

— Не нажимай этот е…й крючок, ты ох…евшая свинья, или ты, мать твою, будешь жалеть весь остаток твоей сраной жизни. Ты сраный придурок, убери палец с крючка, а ты там засунь свой бл…ский штык прямо в свою е…ную задницу. [29]

У парня опустилась челюсть, то же самое произошло и с его винтовкой, к моему облегчению.

— Гляди-ка, Билл, так он настоящий англичанин, черт бы меня побрал, — промямлил ошалевший Нобби. — Ни один фриц не умеет так ругаться.

— Нет, такие слова немцы на языковых курсах не учат, — вставил я.

Даже недоверчивый Билл частично был удовлетворен.

— Ну, черт бы меня побрал! Что же теперь с ним делать — ума не приложу!

— Во всяком случае, приведите сюда офицера, — приказал я, снова обретая уверенность.

— Да, это будет лучше всего, Нобби, — сказал Билл. — Оставайся здесь, а я притащу господина Мэйнарда.

— Нет, — возразил я. — Ты оставайся здесь, а Билл притащит господина Мэйнарда. Мне не хотелось оставаться наедине с этим кровожадным Биллом — он мог опять передумать.

— В любом случае, дай сюда свой револьвер, — приказал он. — Здесь не будет грязной работы. Я передал ему свой автоматический пистолет, и он критически его осмотрел. — Ах, это хорошая штука, — прокомментировал он. — За него могут дать тридцать франков — поделим пополам, а, Нобби? Много белого вина, да? Мне не нужна твоя каска. Ее тут теперь не продашь. Даже у всех тыловиков они уже есть.